Причина его одержимости

Резник Юлия

Люся кивает. Седая как лунь, если верить ей самой, лет с тридцати, она носит стильную короткую стрижку, массивные серебряные украшения и свободного кроя брючные костюмы. А еще она много курит. Курит столько, что свисающая с уголка ее алых губ сигарета уже воспринимается как еще один неизменный аксессуар.

– Сигаретку?

– Ну, блин, Люся! Я же бросаю!

– Иногда сам бог велел.

– Ладно. Давай.

Люся ставит передо мной чашку чая и пепельницу. Курить я начала от нервов, когда Воржев меня выставил на улицу. На некоторых этапах моей

борьбы с ним количество выкуриваемых сигарет исчислялось десятками. Потом я много курила, уже проиграв. Но через пару лет саморазрушения сумела взять себя в руки и теперь могу задымить лишь иногда. Когда хорошо, но чаще, когда мне плохо.

– Ну, говори уже, не томи. Как съездила? Что сказал мальчишка? Какой у него настрой?

Осторожно пригубляю свой чай, опасаясь обжечься. Убедившись, что тот достаточно остыл, делаю большой глоток и с удовольствием затягиваюсь. Мне удалось справиться со вчерашней сиюминутной слабостью. Сейчас я собрана. И готова, если потребуется, ринуться в бой.

Выпустив носом дым, рассказываю Люське о шокирующем ультиматуме сопляка. Хмыкаю, недоверчиво покачав головой. Я бы рассмеялась, но в том, что происходит, на самом деле нет ничего смешного.

– Ну-у-у, примерно этого я и ожидала, – пожимает плечами Люся, когда мой голос стихает.

– Серьезно? – выпучиваю глаза.

– Ты же сама говоришь, что стала для мальчика навязчивой идеей.

– Да, но, Боже, Люсь, шесть лет прошло. Да и вообще… Судя по тому, как фривольно Кир себя вел, в эти годы он времени зря не терял. Если ты понимаешь, о чем я.

– Все же поясни.

– Ну, он вел себя как настоящий знаток женщин. Так, знаешь, самоуверенно и нахально.

– Тебя это задело?

– Да с чего вдруг? Просто мерзко было от того, что сопляк вообще посмел озвучить подобный расклад. За кого он меня принимает?

Люся задумчиво крутит в руках видавшую виды ручку.

– Значит, либо он и мир, либо война?

– Похоже, так. По крайней мере, мне показалось, что Кирилл не отступит.

– Не хочу тебя расстраивать, но ты же понимаешь, что твои шансы выиграть в честной борьбе невелики?

– Кто сказал? – тут же ощетиниваюсь я.

– Кто-кто… Михась, конечно. Мы вчера за кружкой кофе тебе кости мыли. Ты уж прости, – усмехается Люся, ничуть не раскаявшись, и вдруг резко меняет тему: – Я потом погуглила этого твоего Кирилла. Н-у-у, он ничего так.

Вскидываю брови:

– Это ты к чему?

– А хер его знает, Анька. Может, не стоит тебе с ним закусываться? Если все, что ты мне про этого парня рассказывала, правда, он пойдет до конца, даже не сомневайся.

– Постой! – машу руками. – Ты мне предлагаешь согласиться на его условия? Стать подстилкой этого малолетки?

– Почему сразу подстилкой? Как я поняла, он тебе предлагает что-то совершенно другое.

– Ну, да. Сытую спокойную жизнь с дочерью в обмен на мое расположение. Не ожидала, Люсь, услышать от тебя такое. Ты психолог. А предложение Кирилла – чистой воды абьюз. Предлагаешь мне жить с неоперившимся тираненком?

– Ни в коем случае. Я вообще сейчас говорю с тобой как подруга, а не как специалист. И заметь, ничего не навязываю. Тут только тебе решать. Потому что ты одна знаешь свои пределы.

– Тогда на что ты намекаешь, Люся?

– Да ни на что. Наверное, просто пытаюсь подсветить ситуацию с другой стороны. Мы же как? – щурится от попавшего в глаза дыма. – Все видим через призму общественного порицания и совершенно не учитываем того факта, что каждый человек и ситуация индивидуальны.

– Пытаешься до меня донести, что спать с двадцатидвухлетним пасынком – это нормально?

– Если он тебе не неприятен, если этот союз несет для тебя выгоду, почему нет?

– Потому что он полный псих! Ты бы видела, как он смотрит. Глаза пустые. Думает лишь о себе. Я хочу, а твои желания меня не волнуют! Каким будет моя жизнь с таким мужчиной?

– Ого. Он уже мужчина? – ловит меня Люся, а я краснею, вспомнив, что почувствовала, когда его пальцы трахали мой рот.

– Людмила Борисовна! – возмущаюсь я, в ответ Люся смеется. – У меня серьезная проблема вообще-то, а ты ржешь.

– Ой, все! Что ты там спрашивала? Какой будет твоя жизнь? А черт его знает. Но ведь это нормальная история, Анют. Вступая в отношения, мы всегда рискуем. Вот ты, выходя замуж за Воржева, рожая ему дочь, могла ли предположить, чем все закончится?

– Ну, это же другое… – хмурюсь я.

– Да бред. То же самое.

– Кирилл – эмоциональный инвалид. Кроме того, он ведь на мне зациклен. Вдруг ему придет в голову посадить меня на цепь, чтобы я никуда не делась? Или еще что-то? Если честно, после вчерашнего нашего разговора я вообще ничему не удивлюсь. А если вдруг я решу уйти? Что будет, Люсь? Он убьет меня? – затушив сигарету, я вскакиваю из-за стола и начинаю мерить шагами тесный кабинет. – Это все ненормально. Уж кто-кто, а ты должна понимать.

– Нормальность – понятие относительное. Поэтому я и говорю о твоих пределах. Твоя дочь, вон, например, этого Кира обожает. И это совершенно не вяжется с образом эмоционального инвалида, который ты мне рисуешь. Дети фальшь за версту чуют. Ч-черт. Звучит так, будто я тебя и впрямь уговариваю, да? – усмехается Люся.

– Ага, – развожу руками я.

– Нет. На самом деле такой цели я перед собою не ставлю. Решай сама. Просто, понимаешь, мне тебя, Анька, по-бабьи жалко. Дерьмовое чувство, знаю, но ты же лучшие свои годы потратила на бессмысленную борьбу. И что? Опять снова-здорово? Ты еще не устала?

– Устала. Иногда проснусь, и глаза не хочется открывать. Вот, хоть на работе отвлекаюсь.

– Или только сильней загоняешься. Ты вообще когда-нибудь думала, почему из флориста переквалифицировалась в правозащитники?

– Хочется хоть кому-то помочь, раз себе не смогла, – озвучиваю наиболее очевидный вариант ответа.

– Или ты настолько привыкла к борьбе, что теперь хочешь воевать хоть с кем-то.

Я опускаю взгляд к полу. Жестоко? Наверное. Но так ли уж далеко от истины?