Приди, весна
Шрифт:
Она оторвала от его губ свои и шепнула:
– Люби меня, Бак.
Ее просьбы, к ее несказанному облегчению, было достаточно, чтобы он отбросил последние сомнения и, подхватив ее на руки, отнес на кровать.
– На этот раз, – сказал он у самых ее губ, – мы сделаем все как следует. Никаких столов.
– А как же Баттонз?
– Она, как все шотландцы, спит всегда как убитая. Она же не проснулась прошлой ночью, ведь так?
– Да, но…
Видя, что она колеблется, Бак подошел к столу, взял два стула и, поставив их возле кроватки Бейби, накинул на спинки одеяло. Теперь если она и проснется,
– Так лучше?
Бак вернулся к кровати и начал расстегивать брюки.
– Ты снимаешь брюки?
– Так принято. Раздевайся, или в следующую минуту я сорву с тебя одежду и ты не сможешь покинуть меня, пока ее не починишь – а на это могут уйти годы.
На глазах Анники, начавшей дрожащими пальцами расстегивать пуговицы на жакете, выступили слезы.
– Не говори об этом, Бак. Пожалуйста, не напоминай мне. Я не могу остаться, а ты не хочешь уехать со мной.
Сняв рубашку, он отбросил ее в сторону. Вслед за ней на пол полетели брюки. Он сел на кровать и, обняв одной рукой Аннику за плечи, протянул другую к застежке на ее юбке. Губы его приблизились к ее рту:
– Заткнись, Анника.
ГЛАВА 17
Боясь, как бы он и в самом деле не исполнил своей угрозы, Анника быстро разделась. Однако она так и не смогла заставить себя снять нижнюю рубашку у него на глазах. Оставшись в одних кальсонах, Бак опустился перед ней на колени и начал расстегивать пуговки на ее ботинках. Покончив с этим, он стащил с ее ног кружевные подвязки и чулки.
Анника ожидала, что сейчас он поднимется с колен и заключит ее в объятия. Однако он начал массировать ей ступни ног. Анника закрыла глаза и, опершись на локти, откинулась назад, наслаждаясь медленно разливающимся по телу теплом. Размяв ей одну ногу, он взял в руки другую и принялся проделывать с ней то же самое. Анника издала вздох удовольствия, чувствуя, что замурлыкала бы сейчас, если бы была кошкой.
Отпустив вторую ее ногу, Бак взял Аннику за руку и заставил сесть.
Все еще стоя перед ней на коленях, он прошептал, уткнувшись ей лицом в плечо:
– Ты так прекрасна.
Обняв его за шею, Анника привлекла его к себе. Теперь, когда напряжение, в каком она находилась все это время, спало, сжигавшее ее страстное желание утратило свою остроту. Ей было вполне достаточно сидеть рядом с ним, обнимая его за шею, так как она знала, что сегодня ночью она вновь будет принадлежать ему. Бак, судя по всему, чувствовал то же самое. Она могла сказать это по тому, как он держал ее сейчас, словно она была хрупким цветком из снега, который мог рассыпаться от первого же дуновения ветра.
Однако его руки и губы оставались неподвижными недолго. Вскоре он уже водил носом по ее горлу, целовал в подбородок, ласкал языком ухо.
Забыв обо всем на свете, Анника застонала от наслаждения.
Бак вновь впился в ее губы долгим страстным поцелуем, продолжая в то же время ласкать ее спину, бока, грудь. Он накрыл ладонями обе ее груди и принялся большими пальцами тереть ей соски, пока они не встали, натянув тонкую ткань рубашки. Анника прижалась к нему, молча требуя большего.
Рывком он снял с нее рубашку и, склонившись, стал сосать по очереди
Улыбаясь, Бак поднялся и, сбросив одеяла и шкуры, нежно опустил ее на кровать. После чего, быстро раздевшись, присоединился к ней. Смутившись при виде его нагого тела, она отвернулась.
– В наготе нет ничего плохого, Анника.
Она уткнулась лицом ему в плечо.
– Ты когда-нибудь до меня видела нагого мужчину? – Он хотел это знать, как хотел знать о ней все, чтобы было о чем вспоминать, когда она его покинет.
– Нет. – Ее ответ прозвучал приглушенно, и она покачала слегка головой, все так же не отрывая лица от его плеча.
– Хорошо. А теперь расскажи мне об этом твоем женихе, – он вновь прижался губами к ее груди, нежно сжал зубами сосок, исторгнув у нее стон, – который никогда не вызывал в тебе чувств, какие ты испытываешь сейчас.
Покачав головой, Анника с трудом выжала из себя:
– Сейчас? Я не могу… говорить о Ричарде… сейчас!
Бак провел языком от одного соска к другому.
– Надеюсь, ты никогда не сможешь заговорить с ним снова, не вспомнив об этой минуте.
Обхватив ладонями его лицо, она заставила Бака посмотреть на нее.
– Никто, ты слышишь меня, никто и никогда не вызовет во мне тех чувств, какие я испытываю к тебе.
Он покачал головой.
– Ты говоришь так сейчас. Но, когда ты вернешься в Бостон, к прежней своей легкой жизни, у тебя обязательно кто-нибудь появится.
Напуганная его словами Анника еще крепче прижала Бака к себе. Его большое тело было тяжелым, и веревки кровати заскрипели, когда он лег на нее.
– Не говори так, Бак. Пожалуйста. Не говори вообще ничего.
Он замолчал, продолжая ласкать ее тело. Его рука коснулась завитков между ее ног, и она подалась вперед и прижалась к его ладони. Его пальцы скользнули в жаркие влажные глубины, и стон сорвался у него с губ. Она была уже готова.
Его набухший член пульсировал у ее бедра. Бак знал, что не может больше ждать, но он знал также и другое: сегодняшняя ночь была, скорее всего, последней их ночью любви, поскольку завтра ему, вероятно, придется отвезти ее в Шайенн.
И он хотел услаждать ее всю ночь.
Анника подумала, что растает от наслаждения, когда его пальцы скользнули в нее. Зажав их в себе, она стала поднимать и опускать бедра в стремлении получить как можно большее наслаждение. Он продолжал ласкать ее, пока она вдруг не вцепилась обеими руками ему в плечи и, изогнув спину, не вскрикнула, погружаясь в волны экстаза.
Бак раздвинул ей бедрами ноги и опустился между ними. Сгорая от нетерпения, он потерся о нее кончиком своего набухшего члена в стремлении поддразнить ее, возвратить к действительности, вновь пробудить в ней желание.
Он входил в нее медленно, сразу же подаваясь назад, как только она делала движение, собираясь увлечь его туда, откуда для него уже не будет возврата. Когда он сунул руки ей под ягодицы и приподнял с намерением дать ей возможность принять его всего, она застонала и провела языком по его горлу. Не в силах долее сдерживаться, Бак погрузился в нее целиком. Она обхватила ногами его бедра и изогнула спину, стремясь вобрать в себя его член еще больше.