Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау
Шрифт:
– А ты уж отдохни. Я сыта.
И он вернулся к себе в комнату, утратив желание познать женщину. Однако судьба не заставила его долго ждать. Девятнадцатилетний Анвальдт, ученик выпускного класса, устроился репетитором дочки богатого промышленника. Он открывал семнадцатилетней немножко капризной девушке тайны греческого синтаксиса, она же взамен с большим удовольствием открывала ему тайны собственного тела. Анвальдт без памяти влюбился в нее. А когда после полугода изнурительных, но чрезвычайно приятных занятий он попросил ее отца заплатить, тот, безмерно удивленный, ответил, что давно уже передал ему плату через свою дочь, которая в присутствии папы подтвердила, что вручила деньги репетитору. Промышленник отреагировал соответствующим образом. Двое слуг взашей вышибли из дому «наглого обманщика», предварительно вздув его.
Казалось бы, Анвальдт должен был лишиться всех и всяческих иллюзий. Увы, он вновь их обрел благодаря другой гимназистке – бедной красивой Эрне Штанге из порядочной рабочей семьи, проживающей в берлинском пролетарском районе Веддинг. Отец Эрны, железнодорожник, человек честный, с твердыми принципами, даже прослезился, когда Анвальдт попросил у него руки дочери. Анвальдт хлопотал о ссуде в полицейской кассе взаимопомощи. Он дожидался, когда Эрна сдаст экзамены на аттестат зрелости, и мечтал о новой квартире. А через три месяца не думал уже ни о чем, кроме шнапса.
Теперь он не верил в бескорыстную страсть гимназисток. Потому-то ему было крайне сомнительно то, что он увидел сейчас. Чтобы красивая девушка отдавалась отвратительному уродцу…
Хлопнула дверь квартиры. Маас с закрытыми глазами целовал свою ученицу. И снова он звонко шлепнул ее по заду. Щелкнул замок. Анвальдт услышал стук каблучков по лестнице. Он бесшумно спускался вниз, каблучки уже стучали в подворотне, до мохнатых ушей дворника долетело игривое «до свидания». Анвальдт тоже попрощался с ним, однако выйти из подворотни не торопился. Он лишь выглянул и следил, как девушка садится в черный «мерседес»; бородатый шофер снял фуражку и поклонился ей. Машина медленно тронулась. Анвальдт ринулся к «адлеру» и с ревом рванул с места. Он мысленно клял все и вся, поняв, что теряет «мерседес» из виду. Он поддал газу и чуть было не сбил переходившего улицу человека в цилиндре. Через две минуты он уже был на безопасном расстоянии от «мерседеса», который ехал маршрутом, знакомым Анвальдту – по Зонненплац и по Грюбшенерштрассе. Обе машины влились в поток автомобилей, пролеток и немногочисленных грузовых фур. Анвальдт видел только голову шофера. (Наверное, она устала и прилегла на заднем сиденье.)Они все так же ехали прямо. Анвальдт поглядывал на таблички с названиями улицы: это была все та же Грюбшенерштрассе. После кладбища, над стеной которого возвышался гладкий тимпан (Крематорий, наверное; точно такой же есть в Берлине),«мерседес» прибавил скорость и исчез. Анвальдт увеличил скорость и пронесся по мосту через какую-то речушку. По левую руку мелькнул указатель с надписью «Бреслау». Анвальдт свернул в первую же улочку налево и оказался на красивой тенистой аллее, по обе стороны которой стояли укрытые среди лип и каштанов виллы и небольшие дома. «Мерседес» стоял перед угловым особняком. Анвальдт свернул направо в маленькую боковую улочку и выключил двигатель. Он знал по опыту, что слежка в автомобиле менее результативна, чем слежка пешком. Выйдя из «адлера», он осторожно дошел до угла и выглянул. «Мерседес» как раз разворачивался. Через несколько секунд он уже катил в сторону Бреслау. Ни малейших сомнений у Анвальдта не было: шофер ехал один. Он записал номер «мерседеса» и пошел туда, откуда отъехала машина. Там стояло здание в неоготическом стиле. Занавешенные окна выглядели крайне таинственно. Над входом красовалась надпись «Надсленжанский замок».
– Все бордели в эту пору спят, – буркнул Анвальдт, взглянув на часы. Он гордился своей фотографической памятью. Достав из бумажника визитку, полученную вчера от извозчика, он сравнил адрес на ней и на воротах. Все сходилось: Шельвитцштрассе. (А пригород этот, очевидно, называется, как на визитке, Опоров.)
Анвальдт долго жал на звонок въездных ворот. В конце концов на дорожке появился человек, смахивающий на боксера-тяжеловеса. Он подошел к калитке и, не дав Анвальдту даже рта раскрыть, рявкнул:
– Клуб открывается в семь.
– Полиция. Криминальный отдел. Мне нужно задать несколько вопросов твоему хозяину.
– Каждый может выдать себя за полицейского. Я знаю всех в крипо, а вот тебя что-то не припомню. А потом, в крипо всем известно, что здесь не хозяин, а хозяйка.
– Вот мое удостоверение.
– Тут написано, что ты из берлинской полиции, а здесь Опоров под Бреслау.
Анвальдт мысленно выругал себя за несобранность. Его новое удостоверение лежит в отделе кадров с субботы. Он совершенно забыл про то, что нужно его получить. «Боксер» бесстрастно смотрел на него из-под припухших век. Анвальдт стоял под солнечным ливнем и считал кованые прутья ограды.
– Или ты, скотина, сейчас же откроешь мне, или я звоню заместителю моего шефа Максу Форстнеру, – бросил он. – Хочешь, чтобы у твоей хозяйки были из-за тебя неприятности?
Охранник не выспался и к тому же был с похмелья. Он медленно подошел к калитке:
– Вали отсюда, а не то… – Он попытался придумать что-нибудь особенно грозное.
И тут Анвальдт обнаружил, что калитка не заперта. Всей тяжестью тела он бросился на нее. Железная решетка ударила охранника в лицо. Оказавшись на территории клуба, Анвальдт удачно увернулся, и на него не попала кровь, обильно хлынувшая из носа охранника. Но тот поразительно быстро пришел в себя. Он размахнулся, и у Анвальдта перехватило дыхание: огромный кулачище попал ему по сонной артерии. Давясь кашлем, Анвальдт в последний момент увернулся от нового удара. Кулак, нацеленный в него, на сей раз промахнулся и со всего размаху повстречался с прутом решетки. Несколько секунд охранник с недоумением смотрел на свои размозженные пальцы. Полицейский тотчас оказался у него за спиной и взмахнул ногой, словно собираясь ударить по мячу. Носок ботинка попал точнехонько в промежность. Второй точный удар в висок довершил дело. Охранник шатался как пьяный, изо всех сил стараясь удержаться в вертикальном положении. Краем глаза Анвальдт видел выбегающих из дома людей. За пистолет он хвататься не стал, поскольку оставил его в машине.
– Стойте! – Властный женский голос остановил охранников, собиравшихся примерно наказать обидчика их товарища. Они послушно остановились. Полная женщина стояла в окне второго этажа и внимательно разглядывала Анвальдта. – Вы кто есть? – спросила она с отчетливым иностранным акцентом.
Побитый охранник все-таки не удержался в вертикальном положении и полностью перешел в горизонтальное. Здоровой рукой он держался за промежность. Анвальдту стало жаль этого человека, пострадавшего всего лишь за то, что он добросовестно исполнял свои обязанности. Он поднял голову и крикнул:
– Криминальассистент Герберт Анвальдт.
Мадам Ле Гёф была зла, но не настолько, чтобы выйти из себя.
– Врешь. Ты говорил позвонить Форстнеру. А он не есть начальник крипо.
– Во-первых, прошу обращаться ко мне на «вы», – усмехнулся Анвальдт, которого развеселил немецкий язык мадам. – Во-вторых, мой начальник – криминальдиректор Эберхард Мок. Но позвонить ему я не могу: он уехал в отпуск.
– Пожалуйста, входить, – пригласила мадам Ле Гёф Анвальдта, поскольку сказанное им, как она знала, соответствовало истине. Вчера криминальдиректор Мок отменил еженедельную партию в шахматы. А она его боялась панически, боялась до такой степени, что отворила бы даже грабителю, если бы тот пришел с именем Мока на устах.
Анвальдт не смотрел на злые лица охранников, мимо которых проходил. Он вошел в холл и должен был признать, что этот храм Афродиты своим роскошным оформлением не уступает лучшим берлинским борделям. То же самое он мог бы сказать и о кабинете хозяйки. Анвальдт бесцеремонно уселся на подоконник распахнутого окна. Внизу трое охранников волокли своего поверженного коллегу. Анвальдт снял пиджак, откашлялся и несколько секунд массировал синяк на шее.
– Незадолго до моего прихода к вашему салону подъехал черный «мерседес», из которого вышла девушка в гимназической форме. Я хочу увидеть ее.
Мадам подняла трубку и произнесла несколько слов (надо полагать, на венгерском).
– Подождите. Сейчас ванна.
Ждать пришлось не очень долго. Анвальдт не успел насладиться созерцанием большой репродукции «Махи обнаженной» Гойи, как в дверь вошла двойник Эрны. Гимназическую форму она сменила на нечто воздушное и розовое.
– Эрна, – начал Анвальдт, но тут же стер эту оговорку ироническим тоном. – Простите, Эльза… В какой гимназии вы учитесь?
– Я работаю здесь, – пискнула она.