Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау

Краевский Марек

Бреслау, того же 13 мая 1933 года, одиннадцать утра

Профессор Андре был несгибаем. Он категорически стоял на своем: расшифровать он может лишь оригинальный текст, написанный на обоях; ни о каких фотографиях или даже самых совершенных рукописных копиях он и слышать не хотел. Мок, который по причине своего, правда незаконченного, филологического образования питал великое почтение к рукописям, уступил. Он положил трубку и приказал Форстнеру принести из хранилища вещественных доказательств рулон с таинственными письменами. Сам же отправился к шефу криминального отдела доктору Генриху Мюльхаузу и изложил ему план

действий. Криминальдиректор никак его не корректировал, не хвалил, не выговаривал, ничего не предлагал. Он смахивал на деда, который со снисходительной улыбкой выслушивает фантастические бредни внука. Мюльхауз поглаживал свою длинную бороду с проседью, поправлял пенсне, попыхивал трубкой и чуть ли не ежеминутно прикрывал глаза. В такие мгновения Мок старался сохранить под веками этот весьма занимательный образ начальника.

– Прошу не спать, молодой человек, – проскрежетал Мюльхауз. – Я знаю, что вы устали. – Желтыми пальцами он забарабанил по столу: дедушка сделал внуку выговор. – Эберхард, вы должны найти убийцу. Вы знаете, что будет, если вы его не найдете? Я через месяц выхожу на пенсию. А вы? Вместо того чтобы занять мое место, что весьма и весьма вероятно, вы станете начальником полицейского поста на вокзале в какой-нибудь дыре или будете охранять рыбные пруды близ Любена в должности коменданта тамошней фишерайполицай. [4] Вы прекрасно знаете фон дер Мальтена. И если вы не найдете убийцу, он отомстит вам. Он по-прежнему чрезвычайно влиятелен. Да, чуть было не забыл… Будьте осторожны с Форстнером. Через него гестапо известен каждый наш шаг.

4

Охрана рыбных прудов (нем.).

Мок поблагодарил за указания и возвратился к себе в кабинет. Он глянул в окно на старый крепостной ров, вдоль которого росли высокие старые каштаны, и на залитую солнцем Шлосплац, на которой маршировал военный оркестр, репетируя перед завтрашним Праздником весны. Солнечный свет окружил голову Мока янтарным ореолом. Он закрыл глаза и опять увидел на берегу реки увечную девочку. И еще увидел идущую вдалеке жену управляющего, предмет своих юношеских вожделений.

Телефонный звонок вновь возвратил его в полицайпрезидиум. Он пригладил рукой слегка засалившиеся волосы и поднял трубку. Звонил Кляйнфельд.

– Господин советник, последний, кто видел потерпевших живыми, кельнер Мозес Хиршберг. Мы допрашиваем его. В полночь он подавал им в салоне кофе.

– Где был тогда поезд?

– Между Легницем и Бреслау, он уже проехал Мальч.

– Между Мальчем и Бреслау у поезда были остановки?

– Нет. Единственно, он мог ждать на семафоре в Бреслау, перед самым вокзалом.

– Благодарю, Кляйнфельд. Подробно проверьте этого Хиршберга, нет ли у нас на него чего-нибудь.

– Так точно.

Телефон снова зазвонил.

– Господин советник, – зазвучал баритон Форстнера. – Профессор Андре идентифицировал алфавит, каким сделана надпись, как старосирийский. Во вторник мы получим перевод.

Телефон зазвонил в третий раз.

– Резиденция барона фон дер Мальтена. Господин барон ждет господина советника как можно быстрее.

Мок подавил первое желание обругать наглеца мажордома и уверил, что сейчас же выезжает. Он приказал Форстнеру, только что приехавшему из университета, отвезти его на Айхен-аллее, 13, где проживал барон. Резиденцию осаждали журналисты, которые, увидев тормозящий «адлер», сломя голову побежали к полицейским. Но те прошли мимо, не проронив ни слова, и вступили на территорию поместья фон дер Мальтенов, куда их пропустил охранник. В холле их встретил камердинер барона Маттиас:

– Господин барон желает видеть только господина советника.

Форстнер не сумел скрыть разочарование. Мок мысленно ухмыльнулся.

Кабинет барона украшали гравюры с оккультной символикой. Тайному знанию были посвящены бесчисленные тома, единообразно оправленные в бордовую кожу. Солнце с трудом пробивалось сквозь тяжелые зеленые шторы, слабо освещая четырех фарфоровых слонов, держащих на спинах земной шар. В полумраке поблескивала серебряная модель небесных сфер с Землею в центре. Голос Оливера фон дер Мальтена, донесшийся из соседней гостиной, прервал размышления Мока на тему геоцентрической системы мироздания:

– У тебя нет детей, Эберхард, потому не трудись выражать соболезнования. Прости мне такую форму разговора – через дверь, но я не хочу, чтобы ты видел меня. Ты знал Мариетту с детства…

Барон прервался, а Моку почудилось, будто он слышит сдавленные рыдания. Через несколько мгновений вновь раздался чуть изменившийся голос барона:

– Закури сигару и внимательно выслушай меня. Прежде всего отгони от моего дома этих щелкоперов. Во-вторых, вызови из Кенигсберга доктора Георга Мааса. Это известный специалист как по истории оккультизма, так и по восточным языкам. Он поможет найти тебе тех, кто совершил это ритуальное убийство… Да, да, именно ритуальное. Ты не ослышался, Эберхард. В-третьих, когда наконец найдешь убийцу, отдай его мне. Таковы мои советы, просьбы или, если угодно, условия. Это все. Докури спокойно сигару. До свидания.

Мок не произнес ни слова. Он знал фон дер Мальтена еще со студенческих лет, и ему было известно, что спорить с ним бессмысленно. Барон слушал только себя, а всем прочим отдавал распоряжения. Советник Эберхард Мок уже давно отвык от приказов, поскольку трудно было считать таковыми добродушное брюзжание его шефа Мюльхауза. И тем не менее отказать он не мог: если бы не барон Оливер фон дер Мальтен, Мок никогда бы не стал криминальсоветником.

Бреслау, того же 13 мая 1933 года, час дня

Мок отдал Форстнеру распоряжения относительно журналистов и доктора Мааса, а сам вызвал к себе Кляйнфельда.

– Есть у нас что-нибудь на этого Хиршберга?

– Ничего.

– В два доставьте его ко мне на допрос.

Мок чувствовал, что постепенно теряет самообладание, которым славился. Ему казалось, что под веками у него песок, а распухший язык покрыт кислой пленкой никотина; он шумно дышал, а взмокшая от пота рубашка липла к телу. Он вызвал извозчика и велел ехать в университет.

Профессор Андре как раз закончил читать лекцию по истории Ближнего Востока. Мок подошел к нему и представился. Профессор недоверчиво взглянул на небритого полицейского и пригласил к себе в кабинет.

– Господин профессор, вы преподаете у нас в университете уже тридцать лет. Я сам имел удовольствие слушать вас, когда изучал классическую филологию… Но среди ваших студентов были и такие, кто всецело посвятил себя ориенталистике. Не могли бы вы припомнить кого-нибудь, чье поведение можно назвать не вполне нормальным, у кого отмечались какие-то отклонения, извращения?