Приговор Бешеного
Шрифт:
Музыка не позволяла ей слышать все, что говорил Велихов, хотя отдельные фразы до нее доносились. Они ее удивили и более чем насторожили, и Надежда теперь вслушивалась в этот разговор, стараясь не упустить ни единого слова.
— Да, Григорий Ефимович, я вас внимательно слушаю. — Тон Велихова разительно изменился, превратившись из обычного покровительственного в чуть подобострастный, точнее сказать, очень уважительный. — Да, делаю все, что в моих силах… Да… Конечно… Поверьте, Григорий Ефимович, я этому остолопу говорил, что делать нужно так, чтобы комар носа не подточил, а он, как слон в посудной лавке…
Дело в том, что Надежде не пришлось гадать, с кем только что говорил Велихов. Это был один из помощников Президента, которого она именно сегодня во второй половине дня соединяла со своим шефом. Интересно, о каком это покойнике они говорили?
— Надюша, хочу верить, что сумел помочь тебе забыть хамство твоего шефа?
— Да, и я вам очень благодарна, — искренне ответила девушка, радуясь, что банкир ничего не заметил.
— Ты извини, но мне нужно срочно ехать на одну важную деловую встречу, если хочешь, можешь оставаться здесь сколько душе угодно: счет мне пришлют, а машина будет ждать у входа, — он говорил словно автомат, явно думая о чем-то другом.
— Нет, Аркадий Романович, спасибо за предложение, но одна я здесь не останусь, — наотрез отказалась девушка.
— Надеюсь, ты не сердишься, что вечер немного скомкался?
— Ну что вы, все было чудесно, а дело есть дело, я прекрасно понимаю. Это же не последняя встреча?
— Ты правильно все поняла. — Он ласково пожал ей руку, но так как торопился, не стал ждать, пока подойдет официант, и сам пошел платить.
— Очень интересный разговор, — задумчиво проговорила девушка. — Неужели Лаврентьев тоже занимается темными делишками? — Она взяла сумочку, достала пудреницу и машинально припудрила носик.
У входа Беликова ждала серебристая «БМВ», а Надежда поехала домой в той же машине, которая привезла ее в ресторан. По дороге она пыталась понять, чего же всетаки хотел от нее банкир? Ни одно из ее прежних предположений не подтвердилось. А тут еще этот странный разговор, который она никак не могла выбросить из головы.
Прошло несколько дней. Велихов вовсе не проявлялся, и она подумала, что либо это была просто необъяснимая причуда богатого человека, либо она сама себе что-то нафантазировала. И когда банкир все-таки позвонил, спокойно спросила:
— Вас соединить с Геннадием Александровичем?
— Нет, Надюша, я позвонил, чтобы узнать, как у тебя дела? Не портит ли твой шеф настроение такой хорошенькой девочке?
— Спасибо, все нормально.
— Вот и чудесно. А как настроение у шефа? — вроде бы между прочим поинтересовался Велихов.
— С утра было ничего, — ответила Надежда, но тут ее вдруг осенило, и она тут же попробовала проверить свою догадку; чуть понизив голос, она сказала: — Но потом кто-то позвонил и началось. После этого звонка словно с цепи сорвался.
— А
— Нет, этот голос я слышала впервые.
— Надюша, у меня к тебе есть одна просьба: если чтото узнаешь о звонившем, сообщи мне по сотовому, хорошо? — банкир старался говорить не очень заинтересованным тоном.
— Конечно, Аркадий Романович!
— А о нашем разговоре шефу докладывать вовсе необязательно.
— А я уже не помню, что вы сегодня звонили, — хитро заметила Надежда, теперь догадавшись наверняка, почему банкир проявляет интерес к ее скромной персоне: на самом деле его интересует Жарковский.
— Мне нравятся умные люди.
— Спасибо за комплимент…
Положив трубку, Велихов помрачнел: кажется, на Жарковского уже вышли. Не ожидал, что все так быстро произойдет. Теперь нужно подчистить все дела и так наладить работу всех структур, чтобы не было никаких перебоев даже в его отсутствие. Кроме того, необходимо точно продумать причину своего отъезда; слишком уж он заметная фигура, чтобы его отъезд за границу не стал темой обсуждения всех средств информации. А уехать, видно, все-таки придется. Благо есть куда.
Чтобы быть более мобильным и независимым, он уже давно отправил жену и детей в Швейцарию, а себе сделал Шенгенскую визу, чтобы не возникло никаких проблем…
Виновником треволнений Велихова был Савелий. Это он, начав собственное расследование гибели Олега Вишневецкого, разворошил весь муравейник и заставил нервничать не только Жарковского, но и Велихова, а также и некоего Григория Ефимовича.
Когда Савелий психологически немного оправился от пережитого, отчасти смирившись со страшной неотвратимостью утраты друга, на первый план вышло выполнение клятвы, данной над гробом Олега. Требовалось с чего-то начать, и он решил начать с машины.
Еще во время похорон он услышал от Паши Еременко, что перед тем самым злополучным выездом в Минск, он лично сдавал машину Олега для профилактики. Выяснив, что Паша брал с собой еще одного сотрудника «Герата», Савелий ничего не сказал ему, но решил на всякий случай проверить этого парня, благо он с ним случайно познакомился во время траурной церемонии.
Спланировав «случайную» встречу, Савелий по душам поговорил с ним, и вскоре они перебрались в ресторан. Петр был простым и совершенно бесхитростным парнем из провинции. Пообщавшись с ним пару часов, Савелий твердо усвоил, что он никак не может быть причастен к этой аварии: машину они сдавали с Пашей, а получал ее лично Паша и уже без Петра. А навестить автосервис без Паши у того физически не было времени; в тот же день он выехал по поручению Олега в Тулу и вернулся только через два дня после аварии.
Савелий уже подумывал, что вечер прошел впустую, но на всякий случай решил сделать его фото. Тот радостно согласился, выразив надежду, что и он получит снимок. Савелий достал фотоаппарат, навел его и щелкнул затвором. Дальнейшее заставило его насторожиться. В момент съемки мимо них проходил парень, лицо которого случайно оказалось в объективе сбоку от Петра, а Савелий не подождал, пока тот пройдет, и машинально нажал на кнопку. Парень с плохо скрытой враждебностью остановился и хотел сказать нечто далеко не дружелюбное, но в этот момент Петр приветливо окликнул его: