Приговор олигарху
Шрифт:
Лилия Николаевна выскочила на Лубянскую площадь, не веря своему счастью. Все сложилось как нельзя более удачно. Вымогатель-капитан, судя по всему, ничего не сказал о том, что он знает о Лилии Николаевне. А может быть, он ничего и не знает?
Может быть, он просто брал ее на пушку, а она поддалась, как наивная простушка, и заплатила ему шестьдесят тысяч долларов? Укол досады несколько омрачил радость освобождения «из лап» ФСБ, но не надолго.
«Как-нибудь все уляжется, – решила Лилия Николаевна. – Мне бы только быть уверенной, что Панфилов мертв. Тогда можно наговорить все, что угодно, придумать какую угодно историю, которая все объяснит. Все равно проверить
Мысленно произносить – «добиваться моей любви», «деньги моего любимого мужа» – было очень приятно. Занозой торчала мысль о том, что Панфилов может тоже попасть «в лапы» ФСБ и рассказать о ней такое, что вся ее удивительная, богатая, роскошная, сладкая жизнь, о которой она мечтала всю свою голодную молодость и которой наконец добилась, пойдет прахом. Может быть, ее и не посадят в тюрьму, но вот денег она лишится, это даже более чем вероятно.
Многих, слишком многих привлекают деньги Генриха Воловика. Если и нет реальных доказательств ее вины, стоит ей только засветиться, дать повод, как доказательства тут же возникнут. Судей купят, и они не станут слишком тщательно изучать, подлинные ли доказательства ее вины или сфабрикованные.
Нет, от Панфилова нужно избавляться как можно скорее. Но теперь она будет действовать умнее. Теперь она не станет доверять это дело никому. Она сама найдет человека, который исполнит ее поручение.
И заплатит ему много. Очень много. Не пожалеет своих денег. Спокойная жизнь стоит дорого, но она того стоит. Пусть это обойдется ей в несколько миллионов долларов, но Панфилов будет мертв.
Получив сообщение о том, что Панфилов ликвидирован, Глеб Абрамович Белоцерковский ощутил небывалый подъем сил. Он не мог сдержаться, чтобы не выплеснуть куда-нибудь взыгравшую в нем энергию.
Он попросил слова и, выйдя на трибуну, принялся убеждать скучающих в зале депутатов, что Россия слишком медленно идет по пути превращения в подлинно правовое государство, что надо скорее принимать законы, которые создадут необходимую правовую базу для того, чтобы можно было реально искоренить преступность, как экономическую, так и всякую другую, заниматься бизнесом цивилизованно, платя налоги, а не бегая от налогового инспектора и не скрывая от налогообложения девяносто процентов своих доходов.
Наконец в таком правовом государстве станет возможно гарантировать все права личности. И в первую очередь – личности парламентария, члена Государственной Думы, который уже в силу своей известности и причастности к процессу законотворчества подвергается большей опасности, чем кто бы то ни было другой в России.
Вот когда такое государство будет создано, тогда скорее всего и надо будет отменить принцип депутатской неприкосновенности, из-за которого сейчас поднялся в зале заседаний сыр-бор. Но не раньше. Иначе мы никогда не сможем избежать давления тех людей, которые облечены властью, которые могут по своему желанию и в своих интересах заводить и прекращать уголовные дела, могут арестовывать и заключать под стражу, одним словом – оказывать давление на депутатов и даже устранять из Думы неугодных им людей.
Выступление Белоцерковского вызвало оживление в зале, но не потому, что
Белоцерковский считал такой метод наиболее эффективным. И не в последнюю очередь потому, что только поначалу это требовало довольно крупных денежных затрат. Факт передачи денег депутату его людьми порой удавалось снять на видеокамеру, и потом эти записи очень способствовали последущей сговорчивости депутата.
Раскрасневшийся Белоцерковский прошел на свое место, сел и тут же услышал приглушенный голос наклонившегося к нему секретаря.
– Глеб Абрамович, вам срочно просили передать это… – секретарь положил перед ним короткую записку. – Только что неизвестный человек продиктовал мне это по телефону и сказал…
– Что там еще? – буркнул Белоцерковский и пробежал глазами записку. – Что за бред? Этого не может быть! Он же мертв!
«Готовь гроб, гнида! – почитал Глеб Абрамович. – Ты – мертвец!» И подпись: «Панфилов».
Надо отдать должное Глебу Абрамовичу, реакция у него всегда была молниеносная. Секретарь еще соображал, что может означать последняя из произнесенных его шефом фраз, а Белоцерковский уже бежал по проходу зала к выходу под удивленными взглядами коллег-парламентариев. На бегу он доставал телефон и набирал номер.
– Шершель! Срочно билет в Цюрих! – свистящим шепотом произнес он в трубку телефона, когда оказался в коридоре. – На ближайший рейс. Я выезжаю в Шереметьево. Мне навстречу вышлешь дополнительную охрану. Три машины. Сам тоже встретишь. Всех, кто хоть шаг в мою сторону сделает, мочить к чертям! И давай быстро! Быстро, я сказал. У меня серьезные проблемы…
«Нет, береженого бог бережет! – думал Глеб Абрамович, всматриваясь через бронированные стекла своего лимузина в огни вечерней Москвы. – Я не стану дожидаться, чем окончится эта увлекательная пьеска. Пусть доигрывают без меня. Панфилов, он же просто идиот! Ему своя жизнь не дорога. Ему меня надо убить!»
Глеб Абрамович вспомнил, что однажды Панфилов уже делал ему предупреждение, похожее на нынешнее. Тогда речь, слава богу, шла не о самом Глебе Абрамовиче, а об одном из его помощников. Панфилов просто хотел ему продемонстрировать свои возможности. Он пообещал убрать помощника Глеба Абрамовича и слово свое сдержал, хотя тот, предупрежденный, принял самые серьезные меры для своей безопасности. Глеба Абрамовича тот случай впечатлил надолго.
После того как Жиган расстрелял его помощника, Глеб Абрамович согласился передать видеокассету, которую требовал от него Панфилов. На кассете была запись, которую сделал убийца Генриха Воловика в момент расправы над ним. Кассета сыграла важную роль в установлении факта смерти исчезнувшего без следа Воловика, и его вдова смогла вступить в права наследства.
Глеб Абрамович был не робкого десятка, он никогда не подчинялся чужим приказам и не реагировал на угрозы в свой адрес. Точнее сказать, реагировал определенным образом, отдавая приказ человеку, который находил автора угрозы и убирал его. Но Панфилов был человек слишком серьезный, чтобы можно было отмахнуться от его предупреждения. Если Панфилов обещал его убить – это можно считать свершившимся фактом. Единственное спасение в подобной ситуации – бегство. Вот Глеб Абрамович и спешил покинуть ставшую опасной Москву. А на всякий случай – и Россию тоже.