Приговоренные
Шрифт:
Это дикое избиение происходило в мертвой тишине, которую нарушал лишь щебет какой-то птички, спрятавшейся в ветвях старого дерева. Врач Поленов по прозвищу Чурбан, зажав папку под мышкой, попятился задом, не зная, что делать дальше – то ли звать на помощь, то ли самому уносить ноги. Второй вариант нравился больше первого. Врач сделал пару шагов назад и огляделся, выбирая пути к отступлению. До ворот слишком далеко. Можно попробовать через боковую калитку в заборе, а там через парк…
– Только попробуй! – словно угадав его мысли, крикнул Девяткин. Он вылез из машины, собираясь досмотреть зрелище до конца. – Только дернись, гад!
– Я стою, – прошептал немеющими губами доктор. – Что вы… Я никуда… Я тут.
А фельдшер, собрав все силы, сумел встать и даже попытался оказать сопротивление. Махнул левым и правым кулаком, но удары не дошли до цели. Зато сам он снова получил кулаком между глаз и опять оказался на асфальте. Спасаясь от ударов, попытался заползти под фургон «Скорой», и ему бы это удалось, если бы не грузная комплекция Осадчего. Тогда он с неожиданным проворством выскочил из-под фургона, метнулся в сторону и снова угодил на кулак Лебедева. Удар оказался такой силы, что фельдшер, упав спиной на капот чьей-то машины, перевернулся через голову и снова упал. Очнулся он, когда какие-то люди, одетые в черные комбинезоны, поволокли его к полицейскому фургону, где уже сидели на жесткой скамейке врач Поленов и водитель Теплов.
Допрос бригады «Скорой помощи» провели не в изоляторе временного содержания на Петровке, а в районном управлении внутренних дел. В старом здании из потемневших кирпичей не было удобных кабинетов, кондиционеров и светлых больших окон. Никаких благ цивилизации. Но здесь был глубокий подвал с десятком камер – и почти все свободны.
Девяткин выбрал следственный кабинет в дальнем конце коридора, перекусил сосисками, что принесли из ближайшей забегаловки, выпил кофе с молоком, пахнущий пережаренными желудями, и прилег на продавленный диван, потому что за прошлую ночь не спал ни часа. Да, обстановка тут не самая приятная, но никаких особенных удобств ему и не требовалось. Он подложил под голову скатанный плащ, закрыл глаза и проспал как убитый до позднего вечера. Проснувшись свежим и бодрым, сполоснул лицо у рукомойника и приказал дежурному доставить из камеры врача.
Поленов прямо с порога заявил, что лично его вины в случившемся нет. Присев на табурет, шмыгнул носом и пустил слезу.
– Меня будут судить? Мне дадут…
– Билет в театр. Или талоны на обед. Ладно, давай по делу. Коротко и ясно.
– Только сразу предупреждаю. – Врач вытер рукавом мокрый нос. – Не смейте применять ко мне меры физического воздействия. У меня язва желудка, печень пошаливает…
– Слушай, ты, – перебил его Девяткин, – еще одно слово не по теме – и шабаш. Из этой камеры тебя вынесут вперед копытами. И любимые родственники долго не смогут опознать в изуродованном трупе доктора Поленова. Некогда цветущего человека, бывшего врача. Отца двух детей и образцового семьянина.
– У меня нет детей, – всхлипнул врач.
– Твое дело молодое, все еще впереди.
Врач сразу сделался серьезным и деловитым. Он заявил, что во всем виноват фельдшер Осадчий, который поддерживает приятельские отношения с одним московским бандитом по прозвищу Тубус. Но лучше все по порядку…
Дело было так. Неделю назад бригада возвращалась на подстанцию после очередного вызова. По дороге фельдшер беседовал по мобильному телефону с каким-то человеком, скорее всего, тем самым гангстером. Закончив разговор, сказал, чтобы водитель остановил машину. Через пять минут они развернулись и помчались в сторону одной из московских больниц. Подвернулась фантастическая халтура. В воздухе уже пахло большими деньгами. Голова врача закружилась, и он наделал много глупостей.
Но зачинщик всех нехороших дел – фельдшер. Он, и только он. Поленов знает Осадчего не первый год. У фельдшера есть принципы, от которых он не отступает ни на шаг. Главный принцип – никогда не отказывайся от халявы
Девяткин выдал врачу несколько листов чистой бумаги и самописку. Вызвал конвой и приказал запереть медика в свободном следственном кабинете. Пусть никуда не торопится, теперь торопиться все равно некуда, и опишет подробно все приключения.
Вскоре место Поленова занял фельдшер. Распухшая физиономия Осадчего выглядела так, будто ее искусали дикие пчелы. Съехавший на сторону нос увеличился в объеме, налился синевой и повис, как перезревшая груша.
– Слова не скажу без адвоката, хоть ребра ломайте, хоть ноги. Ни хрена от меня не добьетесь. Костоломы проклятые, садисты… Такое с живым человеком сотворить…
– Это кто тут человек?
– А я что, по-вашему, кусок навоза? – крикнул фельдшер.
– Вижу, мы с тобой по-разному смотрим на вещи, поэтому и разговора не получается, – покачал головой Девяткин. – Поступим так. Сейчас мое место займет человек, с которым ты познакомился днем. Ну, во дворе подстанции «Скорой помощи». Я передам ему слова, ну, про костоломов и садистов. Он позовет двух помощников, с которыми постоянно работает, и они уже решат, что с тобой делать дальше.
Осадчий вдруг подумал, что сломанный нос – это пустяки. Человеческая жизнь и так недлинная, к чему ее еще укорачивать.
– Не надо никого звать. – Осадчий привстал с табурета и прижал руки к груди. От волнения сердце куда-то провалилось, а из носа снова закапала кровь. – С вами поговорю. С удовольствием.
– Только у меня как на исповеди, – предупредил Девяткин. – Один раз соврешь – и… Короче, адвокат на кладбище тебе уже не потребуется. Твою смерть спишем на несчастный случай.
Ближе к ночи история с Колей Степановым немного прояснилась. Осадчему позвонил его приятель по прозвищу Тубус и по имени Рома Антипов. Говорят, будто он – один из самых жестоких московских бандитов. Наверное, сам Тубус эти страшные сказки и выдумывал, чтобы поддержать свой авторитет или просто ради красного словца. Словом, Тубус предложил фельдшеру большие деньги за пустяковую услугу.
Осадчий молча выслушал предложение и попросил водителя остановить «Скорую». Он вывел врача на свежий воздух пошептаться, потому что не хотел говорить при водиле. Поленов выслушал фельдшера молча, задал несколько вопросов. И подвел итог: «Деньги делим пятьдесят на пятьдесят. Десять процентов отстегиваем шоферу. Ну, чтобы помалкивал. Годится?» Осадчий молча кивнул. «А как же с кремацией трупа?» – спросил врач. «В крематории все схвачено, документы оформлены, – поморщился Осадчий. – Наше дело поменять одного пассажира на другого и довезти покойника до места».
Весь вечер бригада «Скорой» колесила по городу. Сначала встретились с Тубусом, получили задаток и кое-какие документы для предстоящего дела. Исполняющий обязанности заведующего онкологическим отделением больницы оказался в курсе происходящего. Он вывел из палаты мальчика, одетого в цивильные брюки и курточку. Взял за руку, проводил на улицу, помог забраться в машину и пожелал счастливого пути. Ребенок не сопротивлялся и не плакал, кажется, он плохо понимал, что происходит.
Следующую остановку «Скорая» сделала возле морга, который пользовался дурной репутацией. Мальчика спустили в подвал, там он, сидя на кушетке, листал журнал «Вязание» и разглядывал картинки. Тем временем врач и фельдшер оформили все бумажки, погрузили в машину «Скорой» неопознанный труп мужчины, сунули ему в карман квитанцию из прачечной и прикрыли тело одеялом.