Приговоренные
Шрифт:
Глава двадцать четвертая
Когда стрельба стихла, Девяткин вышел из укрытия. Остановился возле тополя и, опустившись на корточки, стал разглядывать физиономию Власова, искаженную гримасой боли. Подошел старший лейтенант Саша Лебедев, встал сзади.
– Местный участковый только что умер, – доложил он. – Среди наших – один тяжело ранен, еще один с ранениями средней тяжести. «Скорая» и труповозка с минуты на минуту подъедут.
– Понятно, – мрачно кивнул Девяткин. – Свяжись с местным отделением, пусть пришлют людей. Нужно поставить оцепление возле дома.
– Будет сделано.
– Мы не сумели взять его живым, – покачал головой Девяткин. – Господи… Один человек, да ко всему еще и раненный,
– Если бы с самого начала стреляли на поражение…
– Если бы, – передразнил майор. – Это значит, что работать мы не умеем. И учиться не желаем. По этому случаю нам с тобой пора отправляться на постоянное жительство в деревню, растить картошку и помидоры. Там от нас будет больше толку. Гораздо больше. На тебе пахать можно, а я буду сеять. Кстати, у тебя ручка или карандаш есть?
– Протокол писать будете? – Лебедев вытащил из кармана самописку и протянул начальнику.
Девяткин, стоя на корточках, надавил ладонью на подбородок убитого и острым кончиком ручки вытащил изо рта мятую бумагу. Интересно… Адрес написан разборчиво, нарисовано что-то вроде плана двора – один дом, а вот другой, палисадник перед входной дверью.
А вот имя – Рита Гурвич. Гурвич… Не та ли давнишняя подруга покойной Елены Степановой? Эту дамочку искали две последние недели, но безуспешно. В конце концов Девяткин получил какой-то адрес от Сонина. Информацию проверили. Оказалось, Гурвич там давно не проживает. И вдруг бумажку с ее именем и новым адресом Девяткин находит во рту убитого человека. Почему же в последнюю минуту жизни Власов так хотел избавиться от этого листка? Ответа пока нет. Девяткин сложил бумажку вдвое и положил в свой бумажник.
Лебедев тронул начальника за плечо.
– Полицейские приехали и еще трое из прокуратуры. Вас зовут.
– Иду, иду, – рассеянно ответил Девяткин.
Майор оставил «Форд», потому что ехать дальше по раскисшей от дождя улице – все равно что по болоту. Чего доброго, утопишь казенную машину, а потом бегай, ищи трактор, чтобы ее вытащить. Он накинул на голову капюшон плаща и пошел вперед краем проезжей части, где в свете уличного фонаря виднелась полоска асфальта. Путь шел мимо забора, за которым начиналась территория склада вторичного сырья. Когда забор кончился, Девяткин прошагал еще полквартала и увидел вросший в землю деревянный дом, похожий на барак. Он поднялся на две ступеньки вверх, прочитал список жильцов – всего девять фамилий, Маргарита Гурвич – квартира номер шесть, и надавил пальцем кнопку звонка. Дверь приоткрылась, и на пороге появился упитанный малый лет двадцати пяти. Из одежды на нем были красные трусы и черная кожаная жилетка.
– Я к Маргарите Гурвич.
– К этой подстилке? К ней обычно лазают в окно, а не ходят через дверь…
Парень не договорил, так как Девяткин толкнул его в грудь и очутился в общем коридоре, пропахшем собачьей шерстью и жареной рыбой. За ближней дверью играла музыка и какая-то девица, повизгивая, хохотала, будто ей щекотали пятки. Парень дыхнул на гостя плодово-ягодным вином, поскреб ногтями бритый затылок и сказал:
– Я же тебе объяснил, дядя. Хочешь попасть к Ритке, залезай прямо в ее комнату через окно. Через дверь только приличные люди ходят. А к этой лярве приличные люди сроду не ходили.
– Значит, я буду первым.
– Первым? – переспросил малый. – Слушай, дядя, тебя проводить? Или сам не заблудишься?
– Жаль, некогда с тобой возиться. Поэтому пошел к черту! – усмехнулся Девяткин, повернул молодого человека спиной к себе и пнул коленом под зад. Малый мгновенно растворился в темноте коридора.
Дверь шестой квартиры открыла женщина неопределенных лет и пропустила майора в комнату, ни о чем не спросив. Согнав с продавленного кресла кошку, предложила гостю сесть. Сама остановилась возле круглого стола, стоявшего посередине комнаты. Подумав, присела на стул и, обхватив ладонями щеки, уставилась на Девяткина.
– Значит, вы тот самый майор с Петровки? – зачем-то спросила она, хотя знала ответ. – Когда вы позвонили и спросили насчет Лены, я сначала испугалась, а потом думаю: пропади все пропадом. Все равно меня достанете, поэтому нечего от вас бегать. Да… Уж сколько лет, как не стало моей бедной подруги, а покоя нет до сих пор. Когда Ленка бесследно исчезла, кто ее только не искал. Разные личности приходили. Сама не знаю, кто они.
– А в последнее время о Лене или ее сыне никто не спрашивал?
– Ну, пару недель назад тут появился один знакомый, Николай Лихно. В свое время он ухаживал за Леной. Бывший офицер. Я его с трудом узнала, он сильно изменился, и не в лучшую сторону. Он сидел на вашем месте, расспрашивал обо всем. Сказал, что нашел меня с большим трудом. После стольких лет захотелось встретиться, поговорить. Я не поверила. С чего это Лихно вдруг захотел со мной встретиться? Он принес бутылку марочного вина и хорошую закуску.
– О чем конкретно был разговор?
– Все вокруг покойной Лены крутилось. – Гурвич наморщила лоб, вспоминая подробности. – Спрашивал о нашей последней встрече. Еще сказал, что ребенка Лена родила от Аносова. Это один бизнесмен, который за ней бегал. А я ответила, что мальчик рожден совсем от другого человека. Я это знаю совершенно точно. Лихно задал еще какие-то вопросы, но вдруг заспешил куда-то, поднялся. А перед уходом попросил, чтобы я о его визите никому не говорила и чтобы имя Лены постаралась навсегда забыть. Он так на меня посмотрел… Как-то странно, словами не передашь. Я испугалась.
– Вернемся на восемь лет назад, – сказал Девяткин. – В то время вы вышли замуж и уехали вместе с мужем в командировку за границу. Правильно?
– Честно говоря, я долго искала парня, с которым можно уехать из России, – ответила Гурвич. – Уехать надолго, еще лучше – навсегда. Я из небогатой семьи, сколько себя помню, всегда стремилась вырваться из бедности, из этого убогого копеечного быта. А в России, казалось, красивой жизни просто быть не может. Ну, в ту пору я была недурна собой, хотя сейчас в это трудно поверить. Короче, захомутала одного типа из Министерства иностранных дел. Ради меня он развелся с женой. Вскоре после свадьбы муж получил назначение в одну европейскую страну. Да, второй секретарь посольства, неплохо для начала. Приемы, дипломатические тусовки… Но он потихоньку пристрастился к выпивке, а по пьяному делу болтал много лишнего. Короче, из Европы нас попросили. Но и в Москве мы задержались недолго. Мой благоверный получил назначение в Северную Африку. После Европы – это дикий край, хотя посольские были обеспечены решительно всем. Работы для сотрудников – только газеты читай и плюй в потолок. Ну, мой муж от скуки снова стал прикладываться к бутылке. Я-то думала, в Москве его вылечили. Мы ведь обращались к хорошим врачам. Однако этот хмырь даже в Африке не удержался. Чтоб ему сдохнуть в канаве, где он, наверное, сейчас и валяется. Свинья чертова… Выходила за дипломата, а очнулась вот в этой помойке. Живу тем, что сдаю однокомнатную квартиру. И еще подрабатываю оператором на складе.
– С Аносовым у Лены были серьезные отношения?
– Ну вы даете, – усмехнулась женщина. – По телефону вы сказали, что ребенок Лены пропал из детского дома, а теперь почему-то спрашиваете про Аносова.
– Может, ребенка Аносов и выкрал, – сказал Девяткин, чтобы немного расшевелить собеседницу. – Ну, такое ведь бывает…
– Но не в этот раз, – покачала головой Гурвич. – Значит, вы не знаете историю взаимоотношений Лены и Аносова? Тогда спрашивайте. Ну, что вас интересует?
– Вы сами расскажите, без наводящих вопросов, – улыбнулся Девяткин. – Вы так интересно говорите, а умного человека всегда приятно послушать. Кстати, у меня сигареты есть хорошие. И вот еще… Шел в гости, думаю, надо прихватить.