Приговоренный к изгнанию
Шрифт:
Наблюдатель мог явиться под видом зверя или человека, однако в этот раз он пришел в своем собственном обличье.
Наверное, его все принимали за циркового карлика: чуть выше пояса взрослому человеку, широкоплечий, квадратный, в сером балахоне с капюшоном и карнавальной маской на лице. Иса с усилием проглотила не до конца прожеванный кусочек, кашлянула. При виде Хозяев ей становилось не по себе, хотя, если бы не они, сгнить бы ей в тюремной яме в Южных землях...
– Поделись яблочком, красавица! – визгливо крикнул карлик, поравнявшись с Исой.
Та с беззаботным видом улыбнулась,
Карлик подошел очень близко к девушке, и та быстрым шепотом проговорила:
– Они в запрещенных землях, а у моего проводника на плечах живет тварь из другого мира. Как быть?
– Если они уже в песках, это многое меняет, – низким, похожим на предупреждающее рычание хищника, голосом проговорил Наблюдатель. Если бы у смерти был голос – он был бы точно таким. И от него, наверное, тоже вставали бы дыбом волосы.
Девушка вынула из мешка яблоко.
– Я могу дотянуться до проводника даже там, мне хватит сил. И убью черноволосого, как вы желали, – прошептала она и подала карлику угощение. – Единственная преграда – эта тварь!.. Она не даст мне завладеть проводником!
Наблюдатель вынул руку из кармана – широкую, коричневую, с желтоватыми отросшими когтями – и принял яблоко из ее тонкой нежной ручки.
– Тварь из другого мира?.. Ты же говорила, что он человек?..
– Он выглядит, как человек, и пахнет, как человек, – подтвердила Иса. – Но ему как-то удалось приручить эту тварь!
– Уже неважно, – сказал Наблюдатель, пряча яблоко в карман. – Из пустыни им вряд ли будет дорога назад.
– И что теперь? – упавшим голосом спросила девушка. – Мне нужно вернуться на Санг...
Из прорезей маски предупреждающе блеснули маленькие красные глазки, и Иса умолкла.
– Оставайся пока здесь и жди. В пески не ходи – там твои следы могут заметить. Будь в тени, пока тебе не прикажут другого. И спасибо на добром слове! – уже громче добавил карлик. Ловко подбросив яблоко на ладони, он пошел дальше, в толпу, теряясь среди рослых охотников и торговцев.
Среди людей.
Иса облегченно вздохнула – рядом с Хозяевами ей всегда становилось трудно дышать. Казалось, их магия обладает особенной плотностью, которая медленно наваливается на плечи, придавливая к земле, подавляя и парализуя волю. Поэтому при расставании возникало такое чувство, будто кто-то тяжелый мешок со спины снял.
Недаром большинство Сестер вовсе не выдерживают этой ноши. Но Иса – одна из особенных. Она готова выдержать многое.
Вытянув ноги вперед и по-кошачьи растопырив пальчики, она вдруг с грустью подумала о светловолосом проводнике. Жаль, если такое красивое тело накормит пески. Очень жаль...
Но Хозяева редко ошибаются.
Глава 19. Копье, путей не скрывающее. Часть 1
Воины в черном ехали не спеша, давая себя рассмотреть. Кони в дорогой упряжи, горделиво вскинув выразительные головы с маленькими ушами и горбатым профилем, игриво переступали с ноги на ногу, высоко поднимая колени, словно готовые в любое мгновение ринуться вперед — чистокровные шадрские скакуны. В складках черных одежд наездников золотом и серебром поблескивала отделка ножен. Приблизившись к незнакомцам, они стащили повязки вниз, обнажая смуглые скуластые лица и все спешились – это был добрый знак уважения, поскольку сидящий на лошади всадник смотрит на пешего сверху вниз. Один из воинов, передав другому поводья, сделал несколько шагов вперед и, прижав правую руку к груди, но не склонив головы, громко поприветствовал странников:
— Да будет пустыня добра к путям вашим!
Рик ответил:
– И вам доброй дороги.
– Достославный и мудрейший хаким Гаяз, да будет век его долог, приветствует Великого Альтаргана Алрика в своих землях, – заявил воин, безошибочно глядя в упор на Рика и вынимая из рукава маленькую золоченую тубу с письмом. – и приглашает его в свой летний дворец.
Он протянул тубу, но не Рику напрямую, а стоявшему рядом с ним Ноксу. Рыцарь, не сводя глаз с посыльного, вскрыл ее, вынул свиток и, развернув, подал Рику.
Тот пробежал глазами письмо. Каллиграфические росчерки складывались в орнамент, больше похожий на красивый рисунок, чем текст. Но языком он владел достаточно хорошо, чтобы не запутаться в дополнительных вензелях. Дочитав до последней строчки, он спросил:
– Мудрейший хагим Гаяз, да будет прославлено его имя, говорит, что у тебя есть еще кое-что для меня.
Воин кивнул, вынул из другого рукава вторую тубу и точно так же передал Ноксу.
Вытащив из нее мягкий пожелтевший пергамент, Нокс удивленно приподнял брови — и протянул свиток Рику.
— Что это?
– - не удержался от вопроса Бруно.
Рик, изучая пергамент, тихо проговорил:
– Доказательство того, что все ритуалы для вызволения меня из пустоты проводились по распоряжению хакима Гаяза. Только самая последняя часть была проведена без его участия, потому что свиток был похищен. Когда появилась печать моей победы в судебной поединке, он понял, что я все-таки воскрешен, и отправил много отрядов ближе к границе в надежде на встречу. Хаким Гаяз приносит свои извинения за те неудобства, что пришлось претерпеть Альтаргану Алрику из-за нерасторопности его людей, и в подтверждение своих добрых намерений передает страницу из писаний Сафира Белоглазого, – и уже громко ответил посланнику. – Я принимаю любезное приглашение славного хакима Гаяза, и готов проследовать в его летний дворец.
Воин выразительно кивнул, и направился к своему отряду.
– Пойдемте лошадей заберем, – сказал Рик друзьям и вернулся в пещеру.
Вскоре они уже ехали по длинному хребту вглубь Шадра в сопровождении десяти посланцев хакима. Нокс не сводил с них глаз, пытаясь контролировать каждое движение. Берта настороженно молчала, Клыкастый насвистывал себе под нос, размышляя о чем-то. Бруно восхищенно обсуждал с Джабиром лошадей. Вскоре к их беседе подключились двое сопровождающих: воины охотно рассказывали об особенностях и повадках своих коней, а Джабир выступал переводчиком. Как-то незаметно в разговор втянулся Клыкастый и еще один шадрианин, и постепенно стена отчуждения, разделявшая два отряда, начала приобретать какие-то более дружелюбные черты. Это радовало, потому что ехать в ледяном напряженном молчании около трех суток было бы невыносимо.