Приказ: дойти до Амазонки
Шрифт:
— У них тоже секретная база в этих лесах.
— Вы точно знаете, что русские здесь?
— Почему нет, раз есть немцы?
— Но немцы-то уж точно есть?
— В газетах писали…
— Ах, в газетах… Вы верите газетам, Сидни?
— Кому же мне еще верить? Разве что телевизору.
Миронов к газетным сообщениям относился крайне скептически. Но был у него в Союзе один приятель, который вот так же безоглядно верил в печатное слово. Когда-то Евгений с ним пытался спорить, доказывая, что пресса продажна, как последняя проститутка, и в газетах публикуют только то, что угодно сильным мира сего. Но потом бросил — пусть себе верит, во что хочет. Он ему что, брат родной?
— Ну ладно, нацисты, русские… Но зачем было переться сюда, в самую что ни на есть глушь? Неужели в Голливуде нельзя было состряпать подходящий антураж?
— Конечно можно. Но бухгалтеры студии посидели за калькуляторами и решили, что наша маленькая экспедиция обойдется гораздо дешевле, чем строительство полномасштабных декораций. Нет, основные действия все равно будут сниматься в павильоне. Здесь мы берем только общие планы: река, джунгли, животный мир. Будет только несколько проходов актеров по настоящей сельве. Хотя, я уже и не знаю, будут ли эти проходы. После вчерашнего наши «звездочки» сидят по каютам и нос боятся высунуть наружу.
— Что, действительно так страшно было? — поинтересовался Евгений.
— Ну, в общем-то страшновато, — неохотно признался режиссер. — Мне, бывалому человеку, и то не по себе. А я ведь в армии служил в свое время.
— Вьетнам?
— Нет, — ухмыльнулся Лазарофф. — Не такой уж я старик. На базе в Гуантанамо. Знаете, где это?
— И вы меня совсем за ирландскую деревенщину не держите, Сидни! Где находится Куба, мне известно. Скажу больше, я там однажды даже побывал.
— У Кастро в гостях? — попытался пошутить американец.
— Где там! Как турист. Побродил по Гаване, съездил в провинцию, искупался в море. Всего несколько дней.
— А нас за периметр базы не выпускали. Как в тюрьме, хоть и комфортабельной, жили.
— Хорошо понимаю кубинцев. После того что случилось в заливе Свиней, вообще удивительно, что база ваша до сих пор существует.
— Значит, вам на Кубе понравилось? Тем не менее, каждую ночь десятки кубинцев пытаются вплавь, на подручных средствах добраться до Америки.
— Дураки! — отмахнулся Миронов. — Такие есть всегда и в любой стране. И пусть себе плывут. Кастро, помнится, однажды устроил вам такой подарочек: отпустил всех преступников в Штаты. Как вам это понравилось?
— Честно говоря, не очень. Сам я при этом не присутствовал, но, насколько мне известно, последствия сказываются до сих пор. К черту политику, Джек! Лучше скажите, почему вы не рыжий?
— В каком смысле? — не понял Миронов.
— Ну, все ирландцы должны быть рыжими и не дураки подраться.
Евгений хмыкнул озадаченно.
— Это вы в газетах прочитали? Смею заверить, что ирландцы далеко не все рыжие. То есть какой-то процент существует, но он довольно мал. Раньше, наверное, рыжих было больше, так они эмигрировали в Штаты.
Лазарофф расхохотался.
— Ловко выкрутились!
Евгений продолжил:
— А подраться я всегда не дурак, в этом вы правы. Хотите попробовать?
— Ни в коем случае! — поднял ладони, словно защищаясь, американец. — Я очень мирный человек и дать в морду не могу даже тому, кто меня сильно достает. Предпочитаю мирные пути урегулирования конфликтов!
«Потому вас вчера и повязали, как пацанов! Нет, чтобы сдачи дать!» — подумалось Миронову. Он сказал:
— Но ведь все хорошо закончилось? Никто не пострадал?
— Даже никого не изнасиловали, — кивнул Лазарофф. — Бедняжка Мегг Баркли наверняка в печали!
— Кто это?
— Наша «звезда». Та самая, томная.
— И почему же она в печали?
— Самца ей хорошего не хватает, вот что! — с неожиданной злостью сказал режиссер. — Может быть, после такого стала бы менее стервозной!
— Что, действительно стерва? — сочувственно спросил Евгений.
— Слов нет! И ведь была бы действительно «звезда»! А то так себе актрисочка, из второго состава. Но гонора — на трех Лиз Тейлор! Будь моя воля — давно поменял бы на более покладистую.
— И что же мешает?
— Она племянница продюсера, а тот родную кровь ни за что не отдаст. Что поделаешь, макаронники.
— Баркли — итальянская фамилия?
— Это псевдоним! А настоящую ее фамилию я не знаю. Наверняка что-то такое, что и не выговоришь.
— Да, Сидни, насчет фамилии! Ваша-то — откуда родом? Вы не из евреев, часом?
— Вот уж нет! Я наполовину русский!
И сказал он это с некоторой даже гордостью. Ишь ты!
— Отец был чистокровным русским. Его родители эмигрировали из России после тамошней гражданской войны. А он уже женился на американке. И знаете, какую фамилию носили мои предки? Лазарев! Хорошо звучит?
— Прилично. Но потом поменяли на Лазарофф?
— Ну да. Знаете, как Смирнофф, те, что водку делают.
Миронов окинул взглядом кинорежиссера. Ничего русского в нем не просматривалось. Черные волосы, острый нос, маленькие карие глазки, обширное пузо. Вот он-то действительно больше походил на итальянца.
Так он американцу и сказал. Тот покивал в ответ.
— У вас острый взгляд. Мать была родом с Сицилии. Но тоже не сама, а ее дед с бабкой. В Америку ведь со всего мира народ съезжался. Все перемешались. И это хорошо! Такой нации — американцы — не существует. Мы — народ!
— Ну да, ну да… — глубокомысленно промычал Евгений. Потом спросил: — И на каком этапе ваши съемки?
— На самом начальном. В павильоне сейчас лепят те самые декорации, в которых мы работать будем: джунгли, бункеры секретной базы. А мы полетели сюда на недельку отснять природу и все прочее. Вот вернемся — приступим как следует.
— Много отсняли?
— Самую малость. Искали где поживописнее, забрались сюда, а тут такая неприятность… Хорошо, хоть аппаратуру эти уроды не попортили, оператор уже проверил. Не понимаю, почему они сбежали, ничего не прихватив с собой?