Приказ самому себе
Шрифт:
Вон «тройка» из шестого «б» бежит: Сережка, Стаська и Ванька. Хохочут, черти! Чего им так весело?.. А ничего пацаны, дружные.
Вот наконец! Легкой, стремительной походкой, вся подавшись вперед, идет Саша. Так и кажется, что вот-вот побежит. И куда она всегда спешит?.. Сазон долго смотрит ей вслед. Вот это девчонка, не то что другие. Веселая! Как она «дурака» на два делила! Обхохочешься. И никого эта Сашка не боится!.. Как она тогда его лозой лупила, когда Шкилет удрал. Кажется, что и сейчас горят рубцы от ее ударов… Но никакого зла к ней не было. Было
Мимо окон пошли сплошным потоком. Сквозь открытую форточку донесся школьный звонок. Улица опустела. И Сазону стало не по себе. Не хотелось даже идти в кинотеатр «Первомайский», где сегодня дежурила знакомая билетерша.
Да и с кем бы он пошел? Самостоятельных ребят на улице почти не осталось. Старших — кого в ремесленное, кого на завод устроили. А младших — в школу. Теперь за них взялись так, что и не пикнут! Чуть что — родителей в завком или в местком зовут, а то и на детскую комиссию райсовета. Ну а они, ясное дело, на пацанов налегают. Грача и то за парту усадили. Приехал его дядька, лейтенант с Дальнего Востока. И такого понарассказывал, что Грач спит и видит себя офицером-пограничником. А в училище только с десятилеткой принимают. Вот он и зубрит теперь, ни одного дня не пропускает. Даже щенка-овчарку завел и возится с ним все свободное время. Я ее, говорит, выучу и пограничникам подарю.
Алевтина Васильевна пробовала и его в школу вернуть. И тетку вызывала, и в открытках приглашала Сазона для разговора. А раза три даже математичка Лидия Николаевна домой приходила. Но Сазон сидел в хате, как мышь, будто его и дома нет.
И чего им надо? Чтоб опять с малявками в пятый класс сел? Да не будет этого никогда!.. Лучше работать пойдет!
Но с работой тоже не получалось. Он побывал уже на всех окрестных заводах. А ответ везде один: «Мал еще. Учиться надо. Вдруг по глупости куда сунешься?.. Беды с тобой не оберешься…»
Иногда Сазон принимался мечтать. Вот он сам по учебникам та здорово подготовился, приходит в школу и говорит: «Алевтина Васильевна, посадите меня в восьмой класс». Она удивляется: «Как в восьмой? Ведь ты не учился…» — «А вы спросите!» И собралось учителей полон класс. И давай спрашивать. А он как начал, как начал! Все так глаза и пораскрывали. И посадили его в восьмой… А потом на перемене Саша встретилась: «Ты опять учишься? В пятый пошел?» — «Нет, я восьмой заканчиваю! Хочешь, помогу по математике?..» А она так рот и раскрыла…
Раза два он даже брался решать задачи. И радовался, что не забыл. Но потом натыкался на трудную и бросал.
Сазон каждый день твердил, что ни за что не вернется в школу. Но когда видел идущих за окном ребят, с которыми учился раньше, когда вслед за далеким звонком пустела улица, он чувствовал себя одиноким, покинутым, никому не нужным…
В ворота школы въехала грузовая автомашина. Водитель выше из нее и закрыл ворота. «Чудак, — подумал Сазон, — зачем закрыл? Все равно выезжать». Но шло время, а ворота не открывались. «Что он там в нашем дворе делает? — недоумевал Сазон. Подождал еще немного и решил: — Пойду гляну».
Пригнувшись,
— Порядок! Второй моряк пожаловал. Держись, камбуз!.. Искра вот пропала. Ты не нашел искру, парень?
Сазон засмеялся традиционной шоферской шутке. Спросил:
— Может, вам помочь?
— Добро. Подай-ка ключ. Проверим свечи…
Сазон с усердием принялся помогать. И все у него получалось быстро, толково. Недаром же он три месяца прожил среди шоферской братии в совхозе. Они работали и, будто невзначай, прощупывали друг друга:
— С урока выгнали?
— Не-е. Я сам ушел… совсем… А эта машина наша будет?
— Ага. Школьная. Вот подладить малость…
Минут через пятнадцать они знали друг о друге достаточно. Петр Никитович понял, кто его помощник. Наслышан был о его «художествах». Но традиционных учительских вопросов не задавал. Сазон тоже понимал, что военрук о нем знает. И то, что он не читает морали, а разговаривает по-мужски, просто и бесхитростно, как с равным, вызывало симпатию и доверие.
Прозвенел звонок на перемену. Сазон встрепенулся. Набегут пацаны. Встречаться с ними сейчас ему не хотелось. И он отправился за угол гаража.
— Ты куда, Гриша? — спросил его Петр Никитович.
— А ну их! — махнул рукой Сазон.
— Ага. Верно. Я тоже пока перекур устрою.
Когда двор снова опустел, работа возобновилась.
— Так что? Твердо решил быть шофером?
— Так это ж работа! — восторженно сказал Сазон.
— Ну и правильно! Мужское дело, — одобрил Петр Никитович. — Только уж быть — так классным! Не извозчиком… У меня друг закадычный, Вовка Журавлев. Так он — ас! Водитель-механик. Я его все на море тянул. А он ни в какую. «У всякого, — говорит, — своя искра… Твоя — на море сердце греет. А моя — вот тут, за баранкой, на бескрайних дорогах. И другого мне счастья не надо… А без искры что? Мотор мертвый». Не слыхал про него?.. В прошлом году ему орден дали. Где он только не побывал! В Болгарии, Венгрии, Австрии…
Сазон слушал и представлял себя на месте этого Журавлева. Он ведет громадный многотонный фургон по горной дороге. У самых колес за бетонными столбиками бездонная пропасть. А ему хоть бы что!.. Он отогнал видение и спросил о главном:
— А машина-то в школе для чего?
— Кружок организуем. Учиться ездить будут.
— А кто учить будет, вы?
— Нет. У меня своих дел по горло.
— А кто тогда? В школе же одни бабы! — выпалил Сазон. Смутился и поправился: — Ну, женщины, что ли, учить будут?