Приключение не удалось
Шрифт:
– Да, Натка! Решил, понимаешь, так: если уж задумал работать на Севере, так надо готовиться к этому теперь.
– Ой, ма-мочки! – простонала Луна и села на диван.
Федя подошел к ней поближе и слегка усмехнулся:
– Ну, что ты охаешь? Только сейчас говорила, что сама убежала бы, если б была мальчишкой...
– Ой, Федька! Но я же вообще говорила... Я же просто так говорила, а ты... Ой, какой ты сумасшедший!
– Натка! Ты не ойкай, а лучше послушай, как у меня все продумано. И тогда поймешь – сумасшедший я или нет. Ребячья это у меня фантазия или нет. Будешь слушать?
– Буду. (Ой, мамочки!)
Федя помолчал немного, прохаживаясь взад-вперед, и заговорил:
– Ну вот! Предположим,
– Ага, – кивнула поникшей головой Луна.
– Теперь так. А если бы этот мальчишка удрал из дому, чтобы не великим исследователем стать, а только юнгой на ледоколе. Кем бы такой мальчишка был?
– Ой, Федька... По-моему, тоже дураком.
– Во! А я что говорю? Конечно, дураком! И знаешь почему? Потому что человек должен сначала получить образование. Ну, теперь скажи: глупости я говорю? Фантазирую?
Луна замотала головой, словно на нее набросили темный мешок.
– Ой, Федька! Но ты же все-таки бежишь!
– Бегу. Но ты послушай сначала, как я бегу! Ты о школах-интернатах в тундре читала?
– Читала.
– Ну вот! Понимаешь, вот тебе тундра, кругом на сотни километров никакого жилья, только оленеводы кочуют со своими стадами. И вот, для детей оленеводов устроены такие школы-интернаты: дети там живут и учатся. Кругом тундра, снега, а тут маленький поселочек, школа с интернатом, больница, фактория – культбаза, одним словом. Теперь смотри: есть тут фантазия или нет? Родителей сейчас дома нет, мама вернется не раньше чем через три дня. Завтра ночью, когда Варвара уляжется, я забираю свои вещи и отправляюсь в Москву, а оттуда – в Архангельск. И конечно, пишу с дороги родным письмо: так, мол, и так, не беспокойтесь, пожалуйста, это мне не какая-нибудь ребячья дурь в голову взбрела, а просто я еду учиться в другое место. Ладно! Приезжаю в Архангельск, а оттуда пробираюсь в тундру, в школу-интернат, километров за сто. А там уж зима наступит... Куда им меня девать? Не выгонять же на мороз! Волей-неволей, а примут. А за год я докажу, что умею хорошо учиться, общественную работу буду вести... Меня и на следующий год оставят. А главное, родным нечего за меня беспокоиться: из школы им напишут, что, мол, ваш Федя хорошо учится, никакие фантазии ему в голову не лезут, он хорошо поправился, потому что здесь чистый воздух.
– Федька! Да ведь тебя на первом вокзале поймают!
– Во-первых, я до Москвы не поездом, а попутной машиной поеду. А во-вторых, пока дома хватятся, я знаешь где буду!
– Ой! Все равно... все равно ты первому милиционеру подозрительным покажешься.
– Вот чудачка! Ты этим летом к бабушке ездила за двести километров. Ты кому-нибудь подозрительной показалась?
– Ну ладно, Федька! Ну пускай я неправа. Но где ты деньги возьмешь на дорогу?
– И это продумано! У меня знакомый мальчишка есть – в другой школе учится, – так мы сговорились, что он фотоаппарат у меня купит, "Зоркий". Я ему на десять рублей дешевле, чем в магазине, продам. Потому я и задерживаюсь, что он только завтра вечером деньги получит. Ну, что, Луна, может, и теперь скажешь, что я сумасшедший?
Ната вскочила и в смятении забегала по комнате.
– Не знаю! Ой, Федька, я прямо ничего, ничего не знаю, что и сказать. Ой, ну неужели ты решишься! Это такой отчаянный поступок, такой отчаянный!..
– Владимир! Ко мне! – крикнула в этот момент Варя за окном.
V
Вовка все это время простоял так, словно его приклеили носом к углу. Теперь он на цыпочках выбрался оттуда и скоро предстал перед сестрой, сидевшей на лавочке рядом с двумя подругами.
– Ну, Вова, ты больше не будешь? – спросила она, сдвинув брови.
– Не буду, – с готовностью ответил Вовка.
– Ну ладно! Я тебя, так и быть, прощаю, но чтобы это было в последний раз. Хорошо?
– Хорошо, – сказал Вовка, не поинтересовавшись, что именно должно быть в последний раз.
– Иди погуляй немного.
В другое время Вовка вприпрыжку умчался бы от сестры, но сейчас он медленно, бесшумно отошел от нее лишь на несколько шагов и остановился, весь переполненный замечательной осенившей его еще в углу идеей.
Федя бежит на Север, в чудесную страну, о которой ему читали в сказке "Снежная королева" и в других интересных книгах. Почему бы ему, Вовке, не удрать вместе с Федей. Ведь дураком надо быть, чтобы стоять ни за что ни про что по углам, терпеть мытье шеи и глотать кашу "Геркулес", в то время как можно вести привольную жизнь, катаясь на добрых и умных оленях, любуясь полярным сиянием и глядя (издали, конечно) на живых моржей и белых медведей.
Решено! Вовка бежит вместе с Федей. – Возможно, правда, что Федя не пожелает взять его с собой, но у Вовки был накоплен богатый опыт. Этим летом в деревне Федя часто отказывался брать Вовку на рыбалку или в лес за грибами, а все-таки Вовка и рыбачил вместе с ним, и грибы собирал. Добивался он этого очень просто: он тайком, на почтительном расстоянии следовал за братом, пока не отходил далеко от дома, а потом объявлялся Феде. Тот, конечно, бранился, но прогнать Вовку не решался, боясь, что он заблудится на обратном пути. Так можно поступить и теперь. Главное – это не упустить момент, когда Федя побежит из дому, и следовать за ним тайком как можно дальше. Ведь Не станет же Федя портить себе все дело только для того, чтобы доставить его, Вовку, обратно домой!
Занятый своими мыслями, Вовка стоял среди тротуара, ничего не видя перед собой, а в это время прямо на него, тоже ничего не видя перед собой, шла Ната. Она наткнулась на Вовку, машинально обогнула его и пошла дальше расслабленной походкой, временами приостанавливаясь и бормоча свое "ой, мамочки". Только сейчас она обещала Феде прийти еще раз вечером и помочь ему спрятать походное снаряжение на одном пустыре, чтобы Феде не пришлось заходить за ним домой после того, как он продаст аппарат. И еще она обещала сшить для Феди мешочек со шнурком, чтобы вешать на шею. В этот мешочек Федя собирался зашить ученический билет и записку с указанием, куда сообщить о его смерти, если он погибнет в тундре, заметенный пургой.
VI
Вечером к Капустиным пришла старушка соседка, чтобы вместе с Варей приготовить на завтра обед. Мешая гречневую кашу, Варя с увлечением рассказывала ей, как она измучилась за время отсутствия родителей:
– Это прямо ужас какой-то, Анна Валерьяновна! Целый день, ну целый день, как белка в колесе! Чай приготовить – я! На стол накрыть – я! В комнатах убрать – я! Ни Федор, ни Вовка ну прямо палец о палец не ударят. Просто ужас какой-то!
– Уж такая наша доля с тобой, – весело поддакивала Анна Валерьяновна. – От мужиков помощи не жди. Какой в них прок, в мужиках...
И конечно, ни она, ни Варя не догадывались, что оба "мужика", каждый по-своему, готовятся к тому, чтобы навсегда покинуть отчий дом.
Сидя у себя в "кабинете", Федя писал прощальное письмо родителям.
Вовка начал подготовку к побегу с того, что принялся запасаться продуктами. Послонявшись немного по квартире в поисках подходящей тары, он обнаружил на вешалке в передней Варин мешок для галош и стащил его. Затем, выждав удобный момент, он пробрался к буфету и сунул в мешок полбатона хлеба, две горсти сахарного песку и несколько ломтиков свиного сала. Все эти запасы Вовка спрятал в свой ящик с игрушками.