Приключение собаки
Шрифт:
Такова была убедительная речь Костлявого, и так как в ней данный вопрос был исчерпан до дна, то немного погодя все разошлись по своим койкам.
ГЛАВА ХХIII. Обиды, огорчения и утешения мистера Ванслиперкена
Между тем у лейтенанта было далеко не весело и легко на душе. То, что капрал ван-Спиттер стал уверять, что видел черта у него за спиной, было во всяком случае крайне неприятно: если это было так, как он говорил, то, очевидно, дьявол считает его своим, а г. Ванслиперкен принадлежал к числу тех людей, которые любят делать всевозможные гадости, совершать
В то время, когда Ванслиперкен предавался такого рода размышлениям, капрал ван-Спиттер тоже измышлял способ, как бы ему загладить свое странное поведение и вернуть себе расположение командира. После очень долгих усилий он, наконец, набрел на удачную, как ему казалось, мысль.
Когда рассвело, он явился к лейтенанту, призвавшему его для того, чтобы предать Шорту, чтобы все было готово, так как с утра «Юнгфрау» снимется с якоря.
Выслушав почтительно приказание, капрал сказал:
— Я полагаю, мингер, что вы приняли меня вчера за сумасшедшего, когда я сказал вам, что видел черта у вас за спиной! Но поверите ли, мингер, я сегодня ночью два раза видел его там, на палубе!
— Вы два раза видели его?
— Да, мингер, два раза! Я вижу его теперь довольно часто после того, как чуть не утонул тогда на шлюпке!
— Я так и думал! — сказал Ванслиперкен. — «Потрясение той ночи в шлюпке не прошло для него даром!» — мысленно добавил он. — Ну, хорошо, я был очень раздражен против вас вчера, думая, что вы позволили себе большую вольность, но теперь вижу, что дело обстоит иначе. Постарайтесь теперь не волноваться, а когда мы придем в Портсмут, советую вам бросить немного крови!
— Сколько прикажете, мингер?
— Ну, восемь, девять унций! Думаю, что это вам будет полезно!
— Слушаю-с, мингер! — ответил капрал и, повернувшись на каблуках, вышел их каюты.
Такое решение вопроса было чрезвычайно приятно обоим. Ванслиперкен был успокоен объяснением капрала, а последний — чрезвычайно доволен тем, что так легко обманул своего начальника.
Капрал, по-видимому, продолжал не ладить с экипажем, притеснял Костлявого и по-прежнему пользовался полным доверием Ванслиперкена.
Между тем в свое время куттер пришел в Портсмут. Нет надобности говорить, что Ванслиперкен тотчас же поспешил съехать на берег и посетить прелестную вдовушку, но прежде всего он должен был явиться в адмиралтейство и представить отчет о своем плавании. В адмиралтействе ему сообщили весьма неутешительную весть, что он должен немедленно готовиться выйти в море, так как наутро ожидались новые депеши английского короля Генеральным Штатам.
Ванслиперкен, видя, что он имеет в своем распоряжении очень мало времени, поспешил ко вдове. Та приняла его с распростертыми объятиями и чуть не кинулась ему на шею. Когда же он вручил ей привезенный им из Амстердама пакет, и она вскрыла его, в нем оказались два письма, одно лично ей, а другое на чье-то имя.
— Письмо это очень спешное, — сказала она, — но доверить его никому нельзя! Не возьмете ли вы, друг
«Нам», «полезен нам!» Эти слова привели Ванслиперкена в неописанный восторг. Он вскочил с своего места, схватил шляпу и готов был бежать в ту же минуту. Вдова стала его уговаривать вернуться скорее и ласково проводила его до дверей.
Ванслиперкен, разыскав дом, указанный на конверте, постучался, и ему отворил старый еврей, который, проведя его длинным коридором, ввел в небольшую комнату и плотно притворил дверь.
— Вы г. Лазарус? Я имею к вам письмо из Амстердама!
— Шш! Тише! — сказал еврей, беря из рук лейтенанта письмо и кладя его в ящик стола. — Это от моего приятеля! Ну, как он поживает? Здоров? Когда же вы отправитесь обратно, мистер?
— Завтра поутру!
— Прекрасно! Мои письма уже готовы; вы их сейчас возьмете?
— Да! — сказал Ванслиперкен, предвидя новое вознаграждение по прибытии в Амстердам.
— Да уже, кстати, я дам вам и немного денег!
— Еще денег! — подумал Ванслиперкен, совсем не ожидавший этого.
Еврей вышел и через минуту вернулся со сверточком червонцев и тщательно заделанным пакетом.
— Это пакет чрезвычайной важности, мингер, — заявил старик, — а вот и ваши деньги. А теперь будете добры подпишите здесь ваше имя: я должен отдавать отчет в каждой копейке! — и старик положил перед ним расписку в получении 50 гиней без упоминания, за что именно.
Ванслиперкен неохотно подписывался вообще. Но как было отказаться? Тем не менее он попытался возражать.
— Но почему вы не хотите подписать? Ведь мои деньги пропадут, если у меня не будет этой расписки! — говорил еврей. — Никто не платит таких денег задаром. Вы не бойтесь, мы вас не выдадим, а если нас повесят, то всех вместе!
Это казалось плохим утешением для Ванслиперкена, который был согласен получать деньги, но вовсе не желал быть повешенным.
— Ведь вы получили приличное вознаграждение и здесь, и там. Теперь вы — один из наших и не можете уйти от нас, так как это будет стоить вам жизни! — продолжал еврей. — Подпишите же, сделайте милость; все равно вы не выйдете из этого дома, пока не подпишете этой расписки! Не так же мы глупы, чтобы давать вам наши деньги и затем предоставить вам донести на нас и подвести нас всех под виселицу!
Старый, тощий еврей сам по себе, конечно, не мог бы ничего поделать с лейтенантом и не мог помешать ему уйти из комнаты, но он позвонил, и в коридоре послышались тяжелые шаги нескольких человек. Ванслиперкен, видя, что в случае, если он не подпишет, старик не остановится перед насилием, поспешил подписаться и уйти, обещав зайти; по возвращении из Амстердама.
Все это было крайне неприятно Ванслиперкену; он чувствовал себя как бы в тисках, но ощупав в кармане тяжелый сверток червонцев, несколько утешился, а очутившись снова в присутствии прелестной вдовушки, окончательно повеселел. Во время дружественной послеобеденной беседы он вскользь упомянул о том, что ему было неприятно давать свою подпись, на что Нанси отвечала: