Приключение собаки
Шрифт:
На третьи сутки поутру к нему вошел капрал с перепуганным и растерянным лицом.
— Мингер, весь экипаж находится в волнении, готовится общее возмущение! — начал он.
— Возмущение! Почему? Что такое случилось?
— Люди говорят, что видели вчера дух Костлявого у бугшприта, с большою раной на голове и с окровавленным лицом, и он сказал Шорту, что вы дали деньги какой-то старой женщине, которая молотом убила его!
Теперь уже Ванслиперкен не сомневался, что экипажу было какое-нибудь сверхъестественное видение. Колени у него задрожали, и он почувствовал,
— Ах, Боже, Боже! Капрал, мне дурно… воды… Бога ради, дайте воды!.. Я — великий грешник… Да, да! — и он рукой сделал знак, что желает остаться один.
— Нет, все это ложь! Чистая ложь! — воскликнул он, выпив большой стакан настойки для подкрепления сил.
— Да и что мне за дело, не я его убил! — утешал себя Ванслиперкен.
Под вечер лейтенант вышел наверх; погода стояла тихая, прекрасная. Было начало июня, и Ванслиперкен в глубоком раздумье расхаживал по палубе. Солнце уже село, матросы группами стояли на баке, перешептываясь между собой. Ванслиперкен временами тревожно поглядывал на них. Вдруг впереди раздался громкий крик; все матросы разом устремились к корме. У лейтенанта замерло сердце; он подумал, что они восстали и хотят схватить его, но нет, — они одни за другими миновали его, восклицая:
— Господи Боже мой! Боже, милостив буди к нам!
— Ah mein Gott! — вскрикнул Янсен и с разбега наткнулся на лейтенанта, опрокинув его.
— Что? Что такое случилось? — спрашивал Ванслиперкен, поднимаясь на ноги.
— Смотрите, сэр! Видите его? — сказал Кобль задыхающимся голосом, указывая на Костлявого, казавшегося настоящим привидением при бледном свете луны. На голове у него не было повязки; лицо было бледно и измучено, а в руках он держал молот. Он медленно подвигался вперед. Ванслиперкен попытался было бежать, но колени подкашивались под ним, и громко вскрикнув, он упал на палубу лицом вниз.
Прошло несколько минут; он не шевелился. Тогда его подняли и увидели, что он был в глубоком обмороке. Его снесли в каюту и уложили в постель. Этот испуг произвел на Ванслиперкена потрясающее действие: его и без того уже возбужденный потреблением спирта мозг не выдержал; с лейтенантом стали делаться судороги, продолжавшиеся почти до утра, после чего он снова впал в забытье. Проснувшись поутру, он почувствовал себя чрезвычайно слабым и не мог дать себе отчета в случившемся. Когда к нему явился капрал ван-Спиттер, он стал расспрашивать его, что с ним было, и тот напомнил ему о привидении Костлявого.
— Да, да! Теперь я помню! — сказал Ванслиперкен и снова откинулся на подушки, закрыв глаза.
Вплоть до самого прибытия в Амстердам лейтенант не вставал с постели, а когда куттер бросил якорь, то уже волей-неволей пришлось встать, одеться и отправиться сдавать привезенные им депеши и письма. Уведомленная о прибытии куттера, вдова Вандерслуш тотчас же выслала Бабэтт следить за лейтенантом, и та видела, как он сперва зашел в Штадт-Хауз, сдал там казенные депеши, а оттуда прошел к Рамзаю, что также не укрылось от зорких глаз Бабэтт. Оттуда Ванслиперкен направился ко вдове, и тогда Бабэтт нагнала его и, поздоровавшись,
— Как вы изменились, мингер! Я вас почти не узнала! Вы болели? А моя госпожа ждет вас уже более получаса!
— Я должен был сдать свои депеши! — проговорил Ванслиперкен.
— Но я думала, что вы их сдаете в Штадт-Хауз!
— Ну, да, я теперь прямо оттуда!
Из того, что лейтенант умолчал о своем посещении дома ван-Краузе, хитрая Бабэтта заключила, что тут кроется что-нибудь неладное. Ванслиперкен шел медленно, так как был еще очень слаб, и Бабэтт, сказав, что побежит предупредить свою госпожу, пустилась бегом вперед — уведомить вдову, что лейтенант заходил в дом ван-Краузе.
— Ван-Краузе — человек безусловно преданный королю. Это все знают, но теперь никому нельзя доверять! — добавила вдова. — Уж не в его ли доме поселился этот таинственный пассажир, которого лейтенант называл королевским послом? А то зачем бы ему ходить в дом синдика? И если этот королевский посол там, то тут, несомненно, кроется предательство, и я об этом дознаюсь!
Вскоре пришел и Ванслиперкен и был принят с притворной радостью и радушием. Но не успел лейтенант отдохнуть как следует на диванчике вдовы, как явился Кобль с вестью, что идет фрегат под королевским штандартом, означающим присутствие короля на судне.
Ванслиперкен принужден был немедленно вернуться к себе на судно, для салюта королевскому фрегату, а затем ему нужно было лично явиться на фрегат поздравить Его Величество с благополучным прибытием.
После салюта, облекшись в свою полную парадную форму, Ванслиперкен прибыл на королевский фрегат, где был принят командиром фрегата и представлен самому королю, Вильгельму Нассаускому. Преклоняя колено перед Его Величеством, лейтенант до того дрожал от сознания своей вины перед государем, что герцог Портлендский, заметив это, сказал:
— Будем надеяться, что этот уважаемый лейтенант не так будет дрожать в присутствии ваших врагов, как в вашем присутствии, Ваше Величество!
Придворный думал, что это был благоговейный трепет верноподданного слуги в присутствии своего монарха.
ГЛАВА XL. Как опасно сообщать таймы
Лейтенанту Ванслиперкену приказано было присутствовать со своей шлюпкой при высадке Его Величества, и когда король, сойдя на берег, сел в экипаж и уехал в своей Гаагский дворец, Ванслиперкен почувствовал большое облегчение.
В числе властей и должностных лиц, встречавших короля, на пристани был, конечно, и мингер ван-Краузе. Но вместо обычной приветливой улыбки, какою Его Величество отвечал раньше на его низкий поклон, король на этот раз ответил холодным коротким кивком и гневным, почти недружелюбным взглядом. А его приближенные, следуя примеру своего повелителя, тоже делали вид, что не замечали ван-Краузе и смотрели в сторону, когда он раскланивался с ними.
Чрезвычайно опечаленный такою переменой, синдик прямо с пристани вместо того, чтобы ехать во дворец, поспешил к себе домой и, как бомба, влетел в комнату Рамзая.