Приключение великих уравнений
Шрифт:
"Везение" продолжалось всего несколько дней - глаза Дэви постепенно зажили, и Дэви с сожалением расстался с понравившимся ему своими глубокими знаниями и старательностью юношей.
Расстался всего на несколько недель - в лаборатории Дэви освободилась должность лаборанта. Протокол Королевского института от 1 марта 1813 года сухо сообщает: "Сэр Гемфри Дэви имеет честь информировать директоров, что нашел человека, которого желательно назначить на должность... Его имя - Майкл Фарадей... Его данные кажутся хорошими, его характер активный и бодрый, а образ действий разумный. Решено: Майкл Фарадей займет место, ранее занимавшееся мистером Пейном, на тех же условиях".
Франция и Англия в то время находились в состоянии войны. Тем не менее в 1813 году англичанин сэр Гэмфри Дэви вместе с молодой красавицей женой, со своим подающим надежды лаборантом и помощником англичанином Майклом Фарадеем отправляется путешествовать и отдохнуть прямехонько... во Францию, так сказать, в "логово врага". Как заметил наш современник английский физик Д. Мак-Дональд, "если бы две страны воевали между собой сейчас, то, вероятно, из всех людей, которым каждая из сторон разрешила бы свободно путешествовать по своей территории, ученые оказались бы последними".
Из такого частного примера можно сделать чрезвычайно важный вывод - в те времена наука не вошла еще органично в жизнь государств. Наука фактически была прописана в то время в пресловутой "башне из слоновой кости", не числилась в производственном или военном активе.
Скоро возможности путешествовать по тем странам, с которыми идет война, придет конец, чему в большой степени будет способствовать не кто иной, как сам Фа-радей, его открытия.
А пока Фарадей вместе с сэром Гемфри и его молодой женой путешествуют по Франции, Италии, Германии, Бельгии. "Это утро - начало новой эпохи в моей жизни. До сих пор, насколько мне помнится, я не отъезжал от Лондона на расстояние больше двенадцати миль".
В Париже - знакомство с Ампером, Гей-Люссаком, Гумбольдтом. На глазах Фарадея Дэви делает в Париже одно из своих блестящих открытий - он признает в неизвестном веществе, переданном ему Ампером, новый химический элемент - йод.
Химик Дюма писал, что "Фарадей оставил о себе самые приятные, никогда не увядающие воспоминания, которых не мог бы вызвать его шеф. Мы восхищались Дэви, мы любили Фарадея".
В Генуе - опыты с электрическим скатом, Фарадей помогает Дэви. Задача опытов - выяснить, не вызывает ли электрический разряд ската разложения воды.
Во Флоренции - сжигание алмаза в атмосфере кислорода и окончательное доказательство единой природы алмаза и графита.
Здесь Дэви воспользовался уникальной по величине линзой, принадлежавшей великому герцогу Тосканскому. С ее помощью Дэви вместе с Фарадеем направляют лучи южного солнца на алмаз, лежащий в платиновой чашечке под стеклянным колоколом, заполненным кислородом. Фарадей вспоминает: "Сегодня мы выполнили великий эксперимент, заставив гореть алмаз, и, несомненно, то, что мы наблюдали, было исключительно интересным и красивым... Сэр Г. Дэви заметил внезапно, что алмаз явно горит. Когда алмаз убрали из фокуса линзы, он продолжал быстро сгорать. Сверкающий алмаз светился багровым светом, переходящим в пурпурный, и помещенный в темноту, горел еще около четырех минут".
В Академии Чименто Фарадей и Дэви с восхищением осматривают уникальные экспонаты - бумажный телескоп самого Галилея и магнитный камень, поднимающий 150 фунтов.
В Риме они наблюдают, но без особого доверия, за опытами Моричини, пытающегося намагнитить стальные иголки с помощью солнечных лучей и считающего, что это ему блестяще удается.
В Милане - следующая запись: "Пятница 17 июня 1814 г. Милан. Видел Вольта, который пришел к сэру Г. Дэви: он бодрый старик, на груди - красная ленточка, очень легок в разговоре"
В Женеве - знакомство с членом правительства республики, врачом и физиком Шарлем де-ля Ривом и его сыном Огюстом, которому было в то время всего тринадцать лет (через шесть лет Огюст, девятнадцатилетний профессор, покажет Араго, Марсе (мужу мадам Марсе), Пикте и другим известным лицам опыты Эрстеда, что повлечет за собой цепь великих событий).
Фарадей начинает бегло говорить по-французски и по-немецки.
Наконец, самое главное - во время путешествия Фарадей невольно вдыхает аромат несостоявшихся пока, но буквально реющих в воздухе великих открытий в электротехнике.
Трудно себе представить более великолепную школу для Фарадея, глубоко преданного науке, но все же пока еще дилетанта.
Принимая это во внимание, несколько удивляют сетования некоторых биографов Фарадея, подчеркивающих "несчастную судьбу" Майкла Фарадея, отправившегося "не по своей воле" в Европу в качестве "слуги" сэра Гэмфри, особо упирая на то, что Фарадей, мол, жестоко страдал, мучимый своенравной супругой Дэви. Тут надо твердо оговорить, что если и были конфликты между Фа-радеем и леди Джейн, то не последняя в них обычно одерживала верх.
"...Леди Дэви... любит показать свою власть, и я с самого начала обнаружил с ее стороны серьезные намерения подавить меня. Случайные ссоры между нами, в каждой из которых я оказывался победителем, происходили так часто, что я перестал обращать на них внимание. Ее авторитет ослабевал, и после каждой ссоры она вела себя мягче", - писал впоследствии Фарадей.
Кроме того, "растирание красок для великого художника" является, пожалуй, обязательной и лучшей школой для ученого, тем более, что для Фарадея это "растирание красок" вылилось в совместные исследования со всемирно известным ученым и знакомство с наиболее заметными проблемами и людьми науки того времени.
Обращать на этом фоне внимание на некоторые неудобства положения Фарадея как "слуги" Дэви не более, чем ханжество. Такие жалобы напоминают часто слышимые нами по телевизору жалобы наших кинозвезд, снимавшихся, скажем, в фильме из заводской жизни:
"Это было очень волнительно и немыслимо, невероятно тяжело... Пришлось, верите ли, научиться работать на станке, сходило с нас семь потов, приходилось вставать вместе с рабочими в шесть утра и обедать в рабочей столовке... Каждую сцену пришлось повторять по нескольку раз...".