Приключения-1966
Шрифт:
— Вы впервые в Колодине?
— Первый раз.
— А долго пробыли у Шабашникова?
— Было около девяти, когда я пришел. Минут пятнадцать покалякали.
— Скажите, пожалуйста, вы сразу отправились домой?
— Сразу.
— И часам к двенадцати были у себя?
— Нет. Это целая история... В двенадцать ночи я был на Полунинском тракте.
— Один?
— Как перст! Я опоздал на «летучку» и решил дождаться на Полунинском тракте попутной. Как назло, ни одной машины. Я не знал, что это такой пустой тракт... Пришлось идти пешком.
— И вы никого не встретили на тракте, кто видел бы вас?
Наконец-то Сащенко понимает, что наш приезд вызван желанием установить его алиби. В глазах его вспыхивает и тут же гаснет тревожный огонек.
— Кого встретишь на тракте ночью? Хотя... Вы сможете разыскать его! Вот только одна беда: у него не было номера.
— У кого?
— Ну, у мотоциклиста. В Выселках — знаете такую деревушку на тракте, в девяти километрах от Колодина? — я присел отдохнуть у будочки. И тут услышал мотоцикл. Проголосовал. Но мотоциклист пронесся как на пожар. Испугался меня, что ли...
— И вы, несмотря на скорость, заметили, что номера нет?
— Там, у будки, светил фонарь на столбе. Я обратил внимание — нет номера. Это меня несколько удивило. Я даже собирался заявить в милицию — может, угнал?
— Как выглядел этот человек?
— Козырек кепки закрывал лицо, я не рассмотрел. Мне показалось, он нагнул голову, проезжая мимо меня.
— А марку машины вы можете назвать?
— ИЖ, по-моему.
— А вы не можете вспомнить поточнее, когда это было?
— Без двадцати час я подошел к будочке. Это я помню. Через две минуты, не больше, проехал мотоциклист. Если вы найдете его, то сможете узнать, он должен был видеть меня...
— Ну что ж, спасибо вам за помощь, Евгений Петрович, — благодарит Кемеровский.
Сащенко в безрукавке, надев тяжелые охотничьи сапоги, провожает нас к «газику», продолжая оставаться все тем же радушным хозяином.
— Я пробуду здесь еще с недельку. Если понадоблюсь, прошу...
«Газик» снова трясется по ухабам. Кеша Турханов меланхолично сосет свою коротенькую трубочку.
— Этому Сащенко можно доверять, кажется, — говорит Комаровский. — Инженер, «почтовый ящик». Если он действительно впервые в Колодине... Это нетрудно проверить. Такое преступление мог совершить лишь человек, хорошо знающий город, Осеева.
Все это верно. Но час от часу не легче. С каждым нашим открытием дело только запутывается. Мотоциклист без номера! Зачем бы Сащенко стал придумывать такую деталь?
Жаркова я приглашаю в гостиницу. Мне не хочется разговаривать с ним в горотделе, в голом и неуютном кабинете Комаровского.
Жарков, развалясь в кресле, насмешливо поглядывает на меня. Я нервничаю, чиркаю на бумаге какие-то идиотские закорючки. Он, конечно, знает о ночной поездке Лены в Лихое и, кажется, намерен своим поведением подчеркнуть, что наша беседа вызвана не только служебной необходимостью, но и личными счетами. Если бы на моем месте был Николай Семенович!
— Итак, Шабашников отправился за водкой, а вы оставались в его доме. Долго, не помните?
— Минут пятнадцать.
Он длинной струей выпускает дым так, что облачко заволакивает мое лицо. «Будь терпелив», — говорю я себе.
— Купив щенка, вы вернулись домой?
— Да.
— Скажите, пожалуйста, вы были дома весь вечер и всю ночь?
— Вечером я выезжал к знакомым. Ночью был дома.
— Выезжали? На чем?
— На мотоцикле, разумеется, — усмехается Жарков. — Трамвай в Колодине еще не пустили.
Что ж, сторожиха продмага, заметившая отъезд Жаркова, права: он действительно выводил свой ИЖ.
— Вам не трудно сказать, во сколько вы вернулись домой?
— Двенадцати еще не было.
До убийства Осеева, отмечаю я. Так ли это? Знает ли он, что в одиннадцать на улице был выключен свет?
— Вы уверены, что до двенадцати? Смотрели на часы?
— Ну, знаете ли! — возмущается Жарков. — Уж не подозреваете ли вы меня в чем-либо? Часов кстати, я не ношу. К чему такая дотошность?
— Мы работаем, — как можно более спокойно и доброжелательно отвечаю я. — Нам приходится беседовать не только с вами. Каждый точный ответ — это помощь в нашей работе. Зачем же сердиться? Не понимаю.
— Ну хорошо, — соглашается Жарков. — Я говорю «до двенадцати», потому что, когда приехал, включил приемник, а потом услышал, как били куранты.
— У вас какой приемник?
Жарков смеется, показывая два ряда безупречных зубов. «Ну и вопросы задает этот мальчишка из угрозыска!» — читаю я в его прищуренных глазах. Он слишком самоуверен, чтобы вовремя принять меры защиты.
— «Сакта». Радиола. Второй класс, кажется. Это важно?
— Важно. Извините, но я задам еще один вопрос. Как долго вы слушали радиолу «Сакта» после двенадцати?
— Ну, часа полтора, наверно.
Удивительная выдержка у этого рекордсмена. Права наука физиономистика, уверяя, что тяжелые подбородки свидетельствуют о незаурядной воле и хладнокровии. Таким подбородком орехи колоть.
Я быстро заполняю протокол.
— Прочитайте ваши показания и подпишите.
Жарков внимательно читает. Ставит лихую закорючку.
— У вас неплохой слог. Все?
— Нет. Я бы хотел знать, как вы могли пользоваться сетевым приемником, если с одиннадцати до четырех в ночь с восьмого на девятое августа у вас на улице был выключен свет?
Улыбка сходит с лица Жаркова. Допущенную ошибку уже не исправить.
— «На пушку» берете?
— С одиннадцати до четырех весь квартал был отключен, на электростанции устраняли аварию. Зачем вы говорите неправду, путаете меня? Вспомните все же, где вы находились той ночью?