Приключения 1984
Шрифт:
Буробин и Душечкин подождали, пока он скроется, пошли к Тверской улице.
— Да, Николай Николаевич, совсем забыл, — заговорил вдруг коммерсант. — Новгородов нас завтра приглашает к себе, у него там какое-то семейное торжество. Так ты уж не откажи.
— Я не против, — сказал Буробин. Однако наотрез отказался заходить за Душечкиным, сославшись на то, что еще не разделался у дяди с ремонтом.
Условились встретиться в семь часов вечера на Котельнической набережной возле зеленной лавки.
На встречу
На завод «Бари» Наркомат по военным делам направил заказ, на выполнение которого нужна была сталь особой прочности. Для контроля за исполнением заказа наркомат даже прислал своего человека. Новгородов тут же распорядился топоры и пилы делать из обычной стали.
Душечкина в обусловленном месте не оказалось. Буробин прошелся взад-вперед. Огляделся. Не видно. Между тем часы медленно стали отсчитывать восьмой час — пять минут, десять, пятнадцать. Это было непохоже на всегдашнюю пунктуальность коммерсанта. «Уж не случилось ли чего с ним?» Невольно вспомнились два с половиной миллиона, слова Резцова о том, что деньги эти народные и за их сохранность придется отвечать...
Где-то рядом с Буробиным тихо пискнула дверь. Из парадного соседнего дома показался Душечкин. Он торопливо подошел к чекисту и, молча взяв его под руку, чуть ли не потащил за собой.
— Что это вы? — удивился Буробин. А про себя подумал: «Не иначе, как наблюдал за мной».
— Так надо, — шепнул Душечкин.
Они вошли в какой-то темный двор. Под ногами зачавкала грязь. Душечкин продолжал тянуть Буробина.
— Николай, ты за собой не заметил слежки?
— Нет, а что?
Душечкин не ответил.
Вышли на улицу, пересекли ее и опять исчезли во дворе.
— Объясните мне, что хоть происходит, куда вы меня тащите-то?
Душечкин недовольно шмыгнул носом и опять промолчал.
Буробин слышал его тяжелое дыхание, чувствовалось, что быстрая ходьба ему уже не по годам.
— Иди за мной, но только так, чтобы никто не подумал, что мы вместе, — наконец сказал Душечкин и отпустил руку Буробина.
Перед ними был Брехов переулок. На противоположной стороне у приземистого, крепкого как богатырь особняка прохаживался мужчина, одетый в ватник, шапку-ушанку, сапоги.
Душечкин пересек переулок, юркнул в парадное. Буробин последовал за ним, мельком глянув на мужчину. Это был один из его преследователей.
Дверь им открыл сам Новгородов.
— Как? — спросил он.
— Все в порядке, — ответил Душечкин.
Особняк оказался значительно просторней, чем казался со стороны. В нем было пять или шесть комнат, большая прихожая и зал.
Буробина ослепил празднично украшенный стол. И чего на нем только не было! В центре стола стояло блюдо с красиво украшенным зажаренным гусем...
У рояля в углу сидели женщины. По залу разливалась мелодия какой-то нежной музыки.
— Знакомьтесь, Николай Николаевич, мои лебедушки, — влюбленно
Женщина мило улыбнулась, протянула гостю руку. Буробин смутился и почувствовал, что краснеет. Новгородов, умиленно глядя на него, сдержанно улыбнулся и встал сбоку от жены. Он был ей чуть ли не по грудь. Буробин коснулся губами бархатно-розовой руки женщины.
— Дочь Надежда...
На Буробина из-под черных густых ресниц блеснули глаза летнего небесного цвета. Взгляд этих глаз был игрив, в нем были сразу и юная шалость, и неподдельное любопытство, и настороженность. Девушка была копией мамы. Она улыбнулась и склонилась перед чекистом в реверансе.
Новгородов готов был растаять от нежности.
— Вероника, — сказал он, представив другую дочь.
На Буробина глядели восторженные глаза девушки небольшого роста. Она была похожа на отца — такая же курносая и полная. Лицо у нее было розовое не столько от яркого электрического света, сколько от обилия веснушек и пылающей бронзы волос, уложенных в тугие косы.
Новгородов с благодарностью встретил восторженную улыбку Буробина.
— Софья...
Из-за рояля поднялась худенькая с бледным и болезненным лицом третья дочь Новгородова. Она будто нарочно собрала в себе все плохое и уродливое из внешности матери и отца.
— Наше семейное сокровище, — сказал Новгородов, — редкого дарования.
И Буробин увидел ее худые руки с длинными бледными, даже синеватыми пальцами.
— Четвертый год в консерватории учится, — с мечтательной гордостью продолжал Новгородов.
Из коридора послышался стук в дверь. Новгородов, извинившись, вышел из зала. В проеме между портьерами показались незнакомые мужчина и женщина средних лет.
Новгородов поспешил представить их Буробину.
— Лаврентий Петрович, — назвался мужчина. Его большой рост и военную выправку как бы подчеркивали защитного цвета френч, галифе, блестящие, будто лакированные, генеральские сапоги. Жена была под стать ему — высокая, стройная...
«Интересно, какой пост и где занимает Лаврентий Петрович? — подумал Буробин. — Судя по внешнему виду, не иначе как командир и, должно быть, не маленького подразделения Красной Армии». И не ошибся.
— Как поживает ваш полк? — спросил у него Душечкин.
— Спасибо, хорошо, — ответил Лаврентий Петрович, — красноармейцы дисциплину любят, а у меня, сами знаете, порядок превыше всего... — Он стал рассказывать о недавней инспекторской проверке, которая прошла на редкость удачно.
«Служит, но где?» — опять подумал Буробин.
Вскоре пришел Игорь Владимирович Драгин с женой, миниатюрной и очень симпатичной. Увидев женщин, она тут же подпорхнула к ним, с каждой радостно расцеловалась и защебетала с Людмилой Васильевной. Игорь Владимирович поздоровался с мужчинами и, попросив извинения, взял Буробина под руку, отвел в сторону. Он был все так же прилизан, подтянут и насыщен парфюмерными ароматами.