Приключения Аввакума Захова(сб.)
Шрифт:
Аввакум призадумался. Время подходило к одиннадцати, пора было идти к полковнику с докладом.
— Не сводите глаз с обеих квартир, — сказал он со вздохом. — что вы разузнали о доме с островерхой крышей?
Лейтенант смущенно пожал плечами.
— Да, на это вам не хватило времени, — сказал Аввакум с виноватой улыбкой. — Извините. Я вызову вас после обеда.
Голос его звучал тихо и глухо.
Алиби Ирины не стоило и выеденного яйца. В десять часов она вышла из канцелярии, сказав Чавовой, что «сбегает» наверх, чтобы принять душ. То же самое она сообщила уборщице и, возможно,
Меньше чем за сутки Аввакум успел достаточно глубоко проникнуть во многие детали преступления. У него в уме уже сложилась вполне стройная гипотеза, но он пока остерегался предложить ее полковнику в качестве основы для разработки плана действий.
Ведь он еще не определил несколько неизвестных. В его распоряжении оставалось семьдесят три часа — трое суток, — чтобы раскрыть до конца заговор, изобличить истинных виновников и спасти жизнь невиновного человека.
Во второй половине дня должны были состояться похороны Венцеслава. Аввакум позвонил Ирине на работу, но Чавова ответила ему, что Ирина нездорова и осталась дома. Тогда он вызвал служебную машину и, отпустив шофера, сам сел за руль.
Он рассчитывал застать ее в комнате, но ошибся. Она сидела под шелковицей и читала. «Наверное, какой-нибудь роман, — подумал Аввакум. — Пытается отвлечься, ведь сейчас хоронят Венцеслава».
На Ирине было скромное ситцевое платье с веселым узором. На ее миловидном задумчивом лице глаза смотрели, как всегда, смело и открыто.
Сидя на траве, поджав под себя ноги, она протянула ему руку и улыбнулась беззаботной и радостной улыбкой.
— Ты пришел кстати, — сказала она, привлекая его к себе. — Садись рядом! Я уже устала читать.
Аввакум подсел к ней, их плечи касались друг друга, а ее волосы щекотали его лицо. Подул ветерок, старая шелковица шумно вздохнула, тонкая юбка Ирины надулась парусом. Где-то рядом насвистывал дрозд. Было так хорошо…
У Аввакума потемнело в глазах. Его охватило неодолимое желание обнять ее, крепко сжать это нежное тело, такое близкое и доступное. Только большим усилием воли ему удалось сохранить невозмутимый вид.
— Что ты читаешь? — спросил он, откидываясь на траву.
В бездонной сини неба плыло белое облачко с кудрявыми, посеребренными солнцем краями, Дрозд продолжал насвистывать в кустах.
— Что читаю? — Ирина положила руки на колени и звонко, как вызванная к лоске школьница, ответила: — О химических свойствах водорода и о многоуважаемом водородном ионе в частности! Очень интересно! — И она весело рассмеялась.
— А наш общий друг, наверное, уже покоится в земле, — сказал Аввакум.
Он смотрел на белое облачко и жмурился от солнца.
— Наверно, — тихо ответила Ирина. Она наклонилась и сорвала травинку. — Я хотела пойти на похороны, но утром проснулась с ужасной головной болью. Очень сожалею.
— О чем? — спросил Аввакум. — О головной боли или о Венцеславе?
— Не надо подшучивать над мертвыми, — сказала она, приложив пальцы к его
Аввакум взглянул на нее — над верхней губой Ирины выступили мелкие капельки пота.
Наступило молчание.
— Ирина, — спросил Аввакум, — какие у тебя планы на будущее? О чем ты, например, мечтаешь?
Он взял ее руку и стал перебирать пальцы.
— Мечты мои самые скромные, — ответила Ирина. Глубоко вздохнув, она вытерла капельки пота над верхней губой и тряхнула головой. В глазах ее появился прежний блеск. — В сущности у меня лишь одна мечта — ни от кого не зависеть.
— Слишком обще, — с усмешкой сказал Аввакум. Она молчала, потом сорвала травинку.
— Что значит — ни от кого не зависеть? — продолжал Аввакум.
— Очень многое, — порывисто дыша, заговорила она. — Лишь бы попасть в университет, тогда все дальнейшее будет зависеть только от меня.
Ветер уносил облачко на восток.
— Ирина, — спросил Аввакум, — почему рука у тебя такая влажная? И почему холодная?
— Наверное, от того, что у меня болит голова, — сказала Ирина, вздрогнув и отдернула руку.
Она склонилась, и Аввакум почувствовал на губах ее теплое дыхание. Он мог обнять и целовать ее, но руки повисли как плети. От прежнего страстного желания не осталось и следа. Одна лишь жалость, мучительная и тяжелая, давила грудь.
— Сегодня ты похож на сборник вопросов, — сказала она с усмешкой. — Позволь и мне задать тебе один вопрос: чья это машина?
— Музея, — ответил Аввакум. Она еще ниже склонилась над ним.
— Хочешь, чтоб мы прокатились вместе?
— Я за тем и приехал.
Оглянувшись по сторонам, она прильнула к его губам, потом вскочила и побежала в комнату переодеваться.
Аввакум уже сидел за рулем, когда вышла Ирина, Она была во всем белом — белое платье, белые сандалеты и даже лента в волосах белая. Он сразу заметил, что сандалеты у нее без носков, а губы накрашены ярко-красной губной помадой.
«Займемся для начала губной помадой», — подумал он, услужливо открывая дверцу машины. Белое одеяние Ирины еще более опечалило его.
Он повел машину к Орханийскому шоссе, а когда миновали мост через Искыр, нажал на газ и стрелка спидометра заколебалась где-то возле цифры девяносто. Он знал, что каждая минута дорога, но не увлекался скоростью. Все ходы были рассчитаны далеко вперед, и торопливость могла только повредить. Но еще в тот момент, когда он пересекал улицу Брод, чтобы выехать на Пловдивское шоссе, ему показалось, что какая-то синяя «волга» увязалась за ними и следует по пятам, то приближаясь, то отдаляясь, но не упуская их из виду. «Если «волга» будет выжимать девяносто — картина ясна», — подумал Аввакум и прибавил газу. Синяя машина тотчас осталась далеко позади.
Он спросил свою спутницу:
— Ну как — хорошо?
Встречный ветер с шумом бился в стекла, и она, наверное, не расслышала вопроса. Ирина сидела, прикрыв глаза, и молчала.
«Знала бы она, что едет на любовную прогулку со своим палачом!» — мрачно усмехнулся про себя Аввакум.
Он глянул в наружное зеркало, и брови его сдвинулись: в глубине вогнутого кружка, как огромный жук, маячила синяя «волга».
Аввакум сбавил газ. Они проехали Йорданкино и приближались к партизанскому памятнику над источником. Выехав на небольшую площадку перед мемориальной плитой, Аввакум круто свернул влево и резко затормозил.