Приключения бодхисаттвы

АНОНИМYС

Некоторое время доблестные органы в лице старшего следователя Волина мягко пытались разговорить бизнесмена, однако тот был явно не настроен откровенничать. Волин даже намекнул, что ведь поджигатели сами не угомонятся и в другой раз могут сжечь квартиру уже вместе с хозяином, но Московкин на эти рассуждения не повелся и разговорчивей не сделался.

Пока они беседовали, Волин выглянул в окно спальни и снова увидел клумбу – ту самую, с маками.

– Красивые маки, – сказал он. – Не знаете, кто у вас тут благоустройством занимается?

– Какие

маки? – удивился Московкин.

– А вот, на клумбе.

И следователь кивнул в сторону окна. Бизнесмен подошел и в некотором изумлении уставился на цветы.

– Да, странно, – сказал он. – Только что росли петуньи – и вдруг какие-то маки.

Сказав так, он внезапно побледнел. При этом зрачки его, как почудилось Волину, расширились от ужаса.

– Что? – живо спросил следователь. – Что-то вспомнили?

Анисим Иванович покачал головой: нет-нет, ничего не вспомнил, так, сердце немного прихватило. Он просит прощения, но сегодня говорить уже не может, устал, лучше бы созвониться позже – как на это смотрит Орест Витальевич?

– Позже так позже, – вздохнул Волин, – как вам будет угодно. А дулю эту фарфоровую я, с вашего позволения, заберу как вещественное доказательство.

И он откланялся, договорившись созвониться с Московкиным завтра.

Обратный путь его тоже лежал мимо клумбы. Орест Витальевич невольно замедлил шаг и даже остановился, разглядывая цветы. Интуиция подсказывала ему, что тут явно что-то не то. Кто и почему высадил маки вместо петуний? Ну, предположим, садовник-гастарбайтер ошибся семенами… Хотя нет, какие там семена! Маки, судя по всему, высаживали уже не семенами, а рассадой. Значит, ошибки быть не могло: хотели высадить маки – и высадили именно их. Но самое интересное не в этом. Самое интересное в том, почему маки так напугали Московкина…

– Красиво растут, – раздался прямо над его ухом чей-то голос.

Следователь повернул голову. Голос был с легким акцентом, так что Волин почти не удивился, увидев справа от себя улыбчивого китайца. Удивился он, поняв, что китаец выше его на полголовы. Какие нынче китайцы пошли рослые, кто бы мог подумать!

– Питание, – объяснил неожиданный собеседник. – Как только стали нормально есть, тут же и выросли. И никакая генетика ничего здесь поделать не может. У китайской молодежи метр восемьдесят пять – сейчас вполне обычный рост.

– Рад за китайскую молодежь, – буркнул Волин, совершенно не настроенный вести страноведческие беседы.

Однако незнакомец, похоже, как раз не прочь был поболтать.

– Вот вам, иностранцам, маки, конечно, кажутся красивыми, – продолжал он. – А для нас маки – это символ порабощения, символ уничтожения китайской нации. Когда в девятнадцатом веке Британия стала ввозить в Китай опиум, наркомания охватила десятки, если не сотни миллионов китайцев. Наши власти пытались запретить ввоз проклятого дурмана, но это было не в интересах захватчиков. Англичане начали против нас войну, которая так и называлась – «опиумной».

– Интересно, – Волин навострил уши, –

очень интересно.

Китаец кивнул – еще бы не интересно – и продолжал.

– Первую опиумную войну мы, конечно, проиграли. Потом была вторая – проиграли мы и ее. И хотя сейчас Китай свободен и самостоятелен, но маки для нас по-прежнему – символ уничтожения и угрозы. Это знает всякий, кто имел дело с китайцами.

– Ах, вот оно что, – следователь наконец посмотрел прямо на собеседника. – Простите, как вас зовут?

– Зовите меня Димой, – отвечал тот. – Мы, китайцы, на чужбине обычно берем местные имена.

– Очень приятно, – сказал Волин. – А меня зовут Орест Витальевич.

– Я знаю, – сказал Дима.

Он почему-то больше не улыбался, не улыбался и Волин.

– Я правильно понимаю, что у вас ко мне разговор?

– Вы правильно понимаете, – Дима говорил по-русски очень хорошо, но некоторые звуки, очевидно, давались ему с трудом – например, звук «р». Поэтому слово «правильно» в его исполнении звучало как «прлавильно». Однако это его не смущало, и он продолжил. – Но говорить мы будем не здесь. Я за рулем, а тут неподалеку есть китайский ресторан. Как вы смотрите на то, чтобы там пообедать?

Волин смотрел на это положительно, и уже через двадцать минут они листали меню, сидя в небольшом подвальном помещении.

– Кухня тут аутентичная? – полюбопытствовал Орест Витальевич.

– Как говорят у вас в России, кому и кобыла – аутентичная невеста, – Дима иронически оглядел стены заведения, расписанные иероглифами, улыбнулся и добавил: – Впрочем, я шучу. Ресторан аутентичен настолько, настолько аутентичным может быть китайское заведение в русской Москве. Некоторые уступки местному вкусу все равно делаются, но в целом очень даже ничего. Кстати сказать, знаете, как определить аутентичность ресторана по его внешнему виду?

Волин, разумеется, не знал. Может быть, по красным фонарикам у входа?

Дима засмеялся: фонарики, конечно, это чисто китайская слабость, но фонарики вполне может вывесить и русский хозяин. Нет-нет, все гораздо проще. Только китайский хозяин способен устроить ресторан в помещении без окон. Для европейца это дико, поскольку отсутствие окон ассоциируется у него с мышеловкой. У китайца же наоборот – замкнутость пространства ассоциируется с покоем и уютом. Во всяком случае, каждый проходящий мимо не будет пялиться на тебя через окно, от чего современные китайцы очень устают.

– Да, – сказал Волин, оглядываясь, – здесь окнами и не пахнет.

Дима поинтересовался, нет ли у него кулинарных и религиозных предрассудков. Узнав, что нет, заказал нарезку из ароматной говядины, черные яйца сунхуадань, битые огурцы, курицу гунбао, свинину юйсян, баранину с тмином, карпа ганьшао и тигровые креветки в устричном соусе.

– Восемь блюд, – сказал он, потирая руки, и засмеялся. – Счастливое число у китайцев. Я взял, с одной стороны, блюда известные, с другой – не слишком специфические, чтобы не подвергать ваш вкус испытаниям.