Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)
Шрифт:
Пустой? Нет, он не пустой. Там же ключ лежит от квартиры. Вот он… Но ключа я не нащупал. Как же так? Наверное, переложил в другой карман.
И в другом нет…
Спокойно, без паники. Главное — вспомнить… Ключ лежал на кухонном столе. Я подошел, протянул за ним руку. Но тут увидел пачку печенья — мама купила мне на ужин. И рука сама повернула к печенью. Распечатал пачку, съел одно. Несколько штук сунул в карман.
А как же ключ?
Остался на столе.
Опять рассеянность!.. Все время у меня неприятности из-за рассеянности. Возьму с собой в школу
Но ручку можно у Птички занять или еще у кого-нибудь. За тетрадкой можно сбегать на переменке — мы недалеко от школы живем. А вот как я сейчас домой попаду — вот что интересно?
С ключом и раньше у нас случались неприятности. Тогда мама звала слесаря домоуправления, огромного, волосатого деда Тишу с круглыми дырочками вместо ушей; раньше, еще давно, я совсем маленький был, дед Тиша, пьяный, отморозил себе оба уха. Теперь он водки в рот не берет, даже по, праздникам, и все свободное время проводит в винном магазине, уговаривает народ бросить пить.
Мама зовет деда Тишу, он приходит, ковырнет отверткой в замке — и готово.
Может, и сейчас его попросить?..
С дедом Тишей говорить надо по-особому: он плохо слышит. Нет, не кричать — криком ничего не добьешься, только глотку надорвешь. Надо встать против света, чтобы он увидел, как губы шевелятся.
Я старательно задвигал ртом, отчетливо выговаривая каждый слог:
— Откройте, пожалуйста, дверь восьмой квартиры.
— Не открою, — сказал дед Тиша. — Пусть мамка придет. Или папка.
— Да ведь они все уехали! — выкрикнул я в отчаянии.
Он посмотрел на меня проницательно, взял в кулак свою бороду.
— Малолетке не открою. Почем я знаю, может, ты от папки с мамкой по дороге сбежал. Откроешь тебе, а ты пьянствовать будешь с дружками в той квартире. Вон вчера из подвала таких же двух малолеток за шкирку выволок. Ну, разве чуток постарше. Надрызгались винишком. А ведь еще один с ними был, третий, удрал, стервец, через окошко.
Дед Тиша явно подозревал, что этот стервец стоит сейчас перед ним. Опять у меня на лбу выступил пот.
— Я непьющий!
Слышал он или не слышал — только повернулся ко мне спиной и стал обтачивать напильником какой-то стерженек, торчащий в тисках.
Стерженек жалобно и пронзительно визжал. Мне тоже хотелось завизжать.
Я пристроился у окна на лестничной площадке и стал думать, как мне быть. Решил: поеду так. Билет есть. А вещи… Мне ведь немного надо. Брюки и рубашка на мне. Загрязнятся — сам постираю, я тысячу раз видел, как мама стирает. Ну, одеяло, подушка. Дядя Володя что-нибудь раздобудет. Есть же у них в экспедиции какие-нибудь мешки, тряпки.
Жильцы проходили мимо, я здоровался. Некоторые интересовались:
— Ты что здесь сидишь?
— Жарко на улице…
Не хотелось рассказывать.
И напрасно я никому ничего не сказал. Потому что когда снизу, из своей мастерской в подвале, поднялся все-таки дед Тиша и, ворча что-то непонятное себе под нос, стал возиться с замком, открылась дверь квартиры напротив и вышла мама Котьки, того самого Котьки, про которого я наврал Птичке, что у него куча олимпийских медалей.
Котькина мама спросила…
— Что с замком?
Пришлось сказать. Она всплеснула руками:
— Что же ты молчал? Я же тебя на лестнице спрашивала.
Убежала в свою квартиру и вернулась с ключом на голубой ленточке — я ее сразу узнал: Катькина, из косичек.
— Вот. Твоя мама оставила, на всякий случай. Откроешь дверь — опять верни мне.
Мама, мамочка! Как хорошо ты знаешь все мои двенадцать недостатков! Ладно, пусть не двенадцать — пятнадцать, согласен. На все согласен, кроме пенки и щенков.
Дед Тиша посмотрел на ключ, потом на меня, повертел многозначительно пальцем возле головы и забухал вниз по лестнице своими сапожищами.
— Спасибо, дед Тиша! — заорал я ему вслед, да так громко, что во всех квартирах пораскрывались двери и высунулись испуганные хозяйки.
На этот раз он тоже услышал. Поднял голову и, кажется, улыбнулся. Кажется — потому что из-за бороды не понять: улыбается человек или нет.
Ключа на кухонном столе не оказалось — куда я мог его затолкать? Но он все равно не был мне нужен: уже вечер, и я решил из дома никуда не выходить. Отдал Котькиной маме ключ с голубой ленточкой и заодно договорился, чтобы завтра она меня разбудила: ей все равно рано вставать, в пять утра приходит со смены на железной дороге ее старший сын.
И вот я один в квартире. Хожу по пустым комнатам, ищу, чем заняться. Можно было бы укладывать вещи, да только они еще вчера уложены мамой. Читать тоже не хочется. Если только магнитофон включить… А вдруг сломаю?
Интересно, почему я должен обязательно сломать? Папа включит — не сломает, а я включу — сломаю. Подумаешь, ручку повернуть. Другое дело, если начать внутри отверткой копаться. А я просто включу и буду слушать музыку. Так хочется музыку послушать — сил никаких нет!
Включил магнитофон — и сразу меня к крану в ванной потянуло. Мама говорила, что он протекает. Может, починить? Вот будет им сюрприз: вернутся, а кран исправный. Кто починил? Я! Так хочется кран починить — сил никаких нет!
Разыскал в кладовке щипцы, плоскогубцы. Чтобы веселее было работать, подтащил магнитофон к самой ванной, поставил на пол, шнур длинный, как раз хватило. Музыка играет, я с краном вожусь. Покрутил сюда, покрутил туда — в порядке кран, больше не протекает.
Вернулся в комнату, улегся удобно на диване. Надо бы магнитофон из коридора на столик перенести. Да ладно! И так хорошо слышно! Вот, кончится лента — тогда перенесу.
Тра-ля-ля! Завтра в путь!
Тра-ля-ля! Тра-ля…
Проснулся я от сильных ударов в дверь. Было еще совсем темно. Неужели уже пять?