Приключения елочных игрушек

Впервые я встретил Алешу вскоре после войны, когда ему было всего пять лет.

Стоял ноябрь. Выпал молодой снежок, покрыл круглыми шапками столбы, повис на голых сучьях городских тополей и кленов, облепил заборы. Мальчик в завязанном на спине шарфе расчищал деревянной лопаточкой снег на дорожке во дворе старого трехэтажного дома. В этом доме была одна свободная комната, куда не вернулся с войны молодой лейтенант, и в ней разрешили поселиться мне.

Я спросил мальчика, где живет управдом. Он долго рассматривал

— Вас как зовут?

— Не знаю, — пошутил я.

— Так не бывает…

— А вот — бывает. Имя я свое потерял, обронил где-то на вашем дворе и — не нашел.

— Чудно, — подумав, сказал мальчик.

— Очень чудно, — согласился я. — А тебя как зовут?

— Алеша Серебряков… А какое оно у вас было?

— Да вот такое, — показал я на пальцах, — длинненькое, зеленое…

— Здесь потеряли? — спросил Алеша.

— Здесь.

— Снегом, наверно, занесло, — сочувственно сказал мой новый знакомый. — Ну, я вам найду его.

— Спасибо, — сказал я. — А сейчас проводи меня к управдому.

Он взял меня за руку и повел к подъезду, в котором была комната управдома.

Через несколько дней у моей двери раздался какой-то шорох, точно ее почесали снаружи. Я открыл и увидел моего маленького знакомого.

— А оно у дяди Силантия, — сказал Алеша.

Я уже забыл о своей шутке и не сразу сообразил, о чем он говорил.

— А оно у дяди Силантия, ваше имя, — настойчиво повторил Алеша.

Оказалось, он слышал разговор дворника дяди Силантия с моей соседкой — старушкой, которая сетовала на то, что я сосед нелюдимый, в лишние разговоры не вступаю, и она даже не знает, как меня звать. «Ну, это известно», — успокоил ее дворник и назвал ей меня.

— Не волнуйся, — сказал я Алеше, — еще третьего дня дядя Силантий честно вернул мне имя.

— А говорили, оно — зеленое… — недоверчиво сказал Алеша.

— То есть как? — не понял я.

— Оно же совсем серое, — уточнил он.

— Постой! — удивился я. — Ведь я просто так сказал, в шутку. Разве имена имеют цвет?

— Конечно! — уверенно сказал Алеша. — Вот у меня оно такое светленькое, с лучиками. А у Севки из второго подъезда такое желтое, сыпучее, как пшено.

Светленькое с лучиками имя как нельзя кстати пристало Алеше. У него были белые с золотым отливом волосы, и когда он, расшалившись, бегал по двору, то становился похожим на стремительного солнечного зайчика. Иногда он глубоко задумывался, и тогда особенно прекрасными становились его огромные, в мохнатых ресницах синие глаза. В них легко можно было прочесть, о чем он думает — о радостном, или печальном.

Он любил рассматривать вещи и расспрашивать о них — как, из чего, зачем и где они сделаны. Когда я слышал эти неназойливые, толковые вопросы, я думал:

«Он будет создавать какие-нибудь исключительно красивые и полезные вещи на радость и восхищение людям».

В то время я коллекционировал всякие лесные дива — чучела птиц, зверей, наросты чаги на деревьях, замысловатые корни, сучья, раскрашенные осенние листья. Алеша часто приходил смотреть на них и стал для меня хорошим, дорогим другом.

Он любил сказки, в которых вымысел непременно переплетался бы с действительностью. Мы вместе придумывали их, и я жалею сейчас о том, что не записывал их тогда. Все, что сохранила память, я записал только теперь, уже много лет спустя.

Когда Алеша пошел в первый класс и научился грамоте, то решил, что вполне может стать писателем. Он видел, как я отстукиваю на машинке свои рассказы, и это показалось ему очень простым делом: бери чистый лист бумаги, вставляй в машинку и барабань пальцами по нужным буквам на клавишах. Этим он и стал заниматься, когда моя машинка бывала свободной.

Три его рассказа случайно завалялись у меня в письменном столе. Недавно, разбирая свои бумажные залежи, я наткнулся на эти рассказы, и они показались мне не такими уж неумелыми, как можно было ожидать. В них говорилось о том, что было на самом деле, а это всегда очень интересно читать, потому что нет ничего увлекательней правды.

Эти рассказы тоже вошли в эту книжку. Я ни слова не изменил в них, лишь поставил запятые, где их не хватало, и зачеркнул, где они были лишние. В первом классе еще не учат ребят правильно ставить запятые…

Сам я люблю охоту и, когда начинается охотничий сезон, ухожу из дома с ружьем за плечами, иду в свои любимые леса, луга и поймы или плыву на лодке по знакомым рекам и речушкам.

Памятны дни таких скитаний. Ветер — мягкий, пахучий — дует в лицо и грудь; нежаркое солнце щедро одаряет все вокруг благодатным теплом своим; плещет, убаюкивает река; косые дожди брызжут, сверкая на солнце; пляшет пламя костра в темноте; по ночному небу, перечеркивая его наискось, катится падающая звезда, и — что самое дорогое! — встречается на пути властелин земли — человек.

От встречи с ним рождается все лучшее в душе твоей. Кто он? Быть может, такой же охотник — бескорыстный и страстный любитель природы, — колхозный пастух, бакенщик, лесник…

Настоящий праздник в такие дни!

К этому празднику приобщился и Алеша.

О своей первой охоте с ружьем он расскажет здесь сам. Кое-что расскажу о нем и я, а что не успею, — доскажет когда-нибудь уже взрослый теперь охотовед, биолог Алексей Серебряков.

Из леса в город елку везли на грузовике вместе с дровами. Она измялась, закоченела и, пока валялась во дворе, была такая неприглядная, что совсем не понравилась Алеше. Но вот пришел с работы папа. Он втащил елку в комнату, поставил ее в углу на крестовину и сказал:

— Ну, теперь все в порядке.

Елка шевельнула одной веткой, потом — другой, потом — третьей и вся, наконец, расправилась, приосанилась, точно хотела сказать: «Ну? Какова я красавица?»

По всему дому запахло свежим хвойным морозцем. От радости Алеша запрыгал возле елки на одной ноге и спел песенку, которую сочинил неизвестно кто, даже может быть, он сам: