Приключения Гаррета. том.2
Шрифт:
Спускаясь по лестнице, я вдруг вспомнил, что Дина дома нет. Придется готовить завтрак самому. Брр! Жизнь полна несправедливостей.
Попка-Дурак услышал мои шаги и радостно вякнул. А потом разразился тирадой, из которой следовало, что он — маленький ребенок и не надо его бить.
Вернулся, значит, в исходное состояние? Ну-ну. Я бы его покормил, да что-то настроения не было. Может быть, когда-нибудь…
Я бросил на сковородку несколько ломтиков бекона, поставил греться воду, а сам прошелся по нижнему этажу в надежде углядеть что-нибудь этакое, чего
Я пожевал бекон, погрыз черствый хлеб, попил чайку, пытаясь сжиться с мыслью, что Покойник мог переехать куда-либо по собственной воле. Если все действительно так и было, это произошло второй раз на моей памяти. В первый раз он добровольно переселился под мою крышу.
Еще лет сто — и он начнет танцевать на улице.
Я поглядел на бочонок с пивом. Заманчиво… Нет, рановато. И дел много.
Дела, дела… Я поежился. Столько всего сразу навалилось…
— Заткнись! — прикрикнул я на попугая, который затянул военную песню из десяти тысяч куплетов; каждый куплет начинался словами: «Сам не видал, но мне говорили…»
Подлив в чашку кипятка, я добавил ложку меда, выбрал булочку помягче (чтоб не поцарапать свой рабочий стол, если ненароком уроню) и поднялся в свой кабинет.
— Доброе утро, Элеонора.
Дама на картине загадочно улыбалась, как бы доброжелательно укоряя меня за встрепанный внешний вид. То, что она не ответила на приветствие, меня нисколько не удивило.
Попка-Дурак тем временем дошел до куплета про крысючих. Я бы не сказал, что Пулар этот куплет пришелся бы по нраву. Однако попугай выказал подозрительную осведомленность в повадках крысиного народа…
В отличие от него, я со вчерашнего вечера стал относиться к крысюкам иначе. Благодаря Пулар Синдж. Знакомство с нею сделало жизнь терпимее.
— Итак, милая. Покойник смылся для того, чтоб у меня не было проблем с человеколюбцами? Или устал от безделья и решил подыскать себе занятие? — Ну да, устанет он, как же! Он как тот камень из поговорки: не тронешь — будет лежать, мхом обрастать, тронешь — покатится, да недалеко.
Я догрыз булочку, допил чай, сходил за добавкой. По дороге смилостивился, снял попугая с жердочки и накормил, чем пришлось. Он мгновенно замолчал. Я вернулся в кабинет, устроился в кресле и сказал Элеоноре:
— Вот что со мной случилось.
После чего подробно рассказал о Черных Драконах, Садлере и Краске, Белинде, Релвее, оборотнях, вечеринке у Вейдеров, Маренго Норт-Энглише и Таме Монтецуме.
— Что скажешь? Есть между всем этим какая-то связь? Или тут случайные совпадения? — Я нередко излагал свои мысли Элеоноре или Покойнику; оба, как правило, помалкивали, но иногда помогало — куски головоломки вдруг вставали на отведенные им места.
Но сейчас был не тот случай… Я долго вертел-крутил известные мне факты, лупил по ним молотком из старого железа, пытаясь выковать что-то, хоть отдаленно похожее на версию. Однако у меня не выходило. Все предположения были притянуты за уши.
— Есть хорошая теория, — сказал я Элеоноре, — хаотической называется. Дерьмо летает повсюду, а над тем местом, где я как раз стою, идет дождь из дерьма. Я — центр притяжения, фокус интересов… О! А это, часом, не версия ли?
Улыбка на портрете стала дразнящей. Элеонора знала, как я радуюсь, когда кто-то стучится в мою дверь.
Я не всегда слышу стук. В последнее время дверь приходилось часто менять; под конец я поставил самую массивную, какую смог найти. Пожалуй, надо будет повесить колокольчик, чтоб знать наверняка: пришел гость — и ни в какую не открывать.
59
— У тебя что, трехдневный запой был? — осведомился с порога капитан Блок.
— Ты тоже хорошо выглядишь, капитан. Вчера встречались. Забыл уже?
— Выходит, за ночь так надрался?
Наверно, у меня и вправду вид слегка помятый.
— Ладно-ладно, я просто не брился. — Я впустил Блока в дом. Интересно, с чем он пожаловал?
— Ну, хотя бы побрейся для начала.
— Чаю хочешь?
Попка-Дурак сорвался с жердочки и взмыл под потолок, осыпав семечковой шелухой сперва начальника городской полиции, затем и главу дома.
— Можно, я его утоплю?
— Пожалуйста! Готов принести ведро воды. Только чур, труп с собой заберешь. — Я провел Блока в кабинет.
— Хотел сообщить, что узнал Релвей, — сказал капитан, усаживаясь на стул. — А заодно и тебя послушать. Релвей склонен к преувеличениям.
— Что там было преувеличивать? — Я кратко пересказал события минувшей ночи. Забавно: полгода назад я бы ни за что не открыл Блоку всей правды, а теперь… Старею, должно быть, становлюсь слаб на голову. — Понятия не имею, что все это значит.
— На твоем месте я бы не задавался этим вопросом, пока не найду ответов на другие.
— То есть?
— Чем гадать, что все это означает, выясни, к примеру, почему оборотни напали на Вейдера. Да мало ли других вопросов возникает! Картину одним мазком не нарисуешь, Гаррет.
Не то чтобы я раньше не слышал этого совета. Однако в словах Блока был некий подтекст, если хотите, сообщение. Он ненавязчиво напоминал мне, что хватит маяться дурью, пора заняться делом.
Что мне действительно необходимо — так это способ прожить жизнь, не помышляя о работе.
— Так что? Сколько мазков намалевал наш незаметный герой? — Точнее, конечно, было сказать «вымучил».
— Он просил тебе кое-что передать. Но вряд ли ты сильно обрадуешься. В общем, так: из оборотней мы ничего не вытянули. Ничего.
Наверно, у меня на физиономии было написано недоверие. Циник ты, Гаррет; людям надо доверять. И потом, если уж тайной полиции не веришь, кому тогда верить?
— Правда, Гаррет. Прежде чем Релвей вернулся в Аль-Хар, заключенные попытались бежать…
— Я их понимаю, оттуда любой удрать захочет, если он не законченный псих, но как…