Приключения Геркулеса Арди, или Гвиана в 1772 году
Шрифт:
Пока Пиппер, которого майор в шутку называл своей экономкой, готовил немудреный ужин, Рудхоп болтал с офицерами про тяготы истекшего дня.
— Что ж, капитан Арди, — спросил он Геркулеса, — как вам наши леса? Как вам наша индейская цепочка? Здесь, черт побери, так не разгуляешься, как на эспланаде в Гааге или в Амстердаме!
— Я не жалею об эспланадах в Гааге или в Амстердаме, господин майор, — отвечал Геркулес.
— Ну да, ваш отец так о вас и говорил, — сказал майор. — Вы настоящий искатель приключений. Вам бы родиться во времена флибустьеров — быть бы вам тогда
— Немного, господин майор, — ответил Геркулес.
— Немного? А, черт, немного — это несколько маловато, переплыть-то придется целое озеро. Да вы-то с вашей выдержкой и смелостью как-нибудь выберетесь. Брось вас хоть связанного по рукам и ногам посреди большой реки, я и то бы за вас не беспокоился. Говорят, Бог пьяниц любит, а я скажу: Бог любит удалых рубак. Только не забудьте, когда будете плыть по озеру, все время сильно дрыгать одной ногой. Это довольно трудное движение, потому что идет не в такт, но можно приспособиться: двумя руками и одной ногой грести, а другой вот так вот дрыгать.
— Зачем же надобно дрыгать ногой, господин майор? — с удивлением спросил Геркулес.
— А чтобы пугать кайманов, мой храбрый друг! А то, если вы будете спокойно плыть и прохлаждаться, они вас быстренько, к дьяволу, слопают. А когда дрыгают ногой и мутят воду, они этого не любят и плывут завтракать куда-нибудь в другое место. Я это потому говорю, что нам переплывать озеро Бузи-Край, а оно славится кайманами — здесь самые красивые кайманы в Гвиане. У меня дома в Парамарибо под потолком висит один, как в кунсткамере, — двадцать пять футов от головы до хвоста, не баран чихнул. Его убил один негр, у которого он сожрал двух негритят.
Вошел Пиппер, он нес огромный кусок жареной змеи на широком листе латании.
— Вот вам, майор, — произнес он, — грудинка того приятеля, которому мы так славно отсалютовали пятью ружейными выстрелами. Зажарено как следует. А пахнет-то как! — сержант раздул ноздри.
Майор взял у Пиппера это необыкновенное блюдо и сказал Геркулесу:
— Надо же! Как только я беру жареного удава, я всякий раз вспоминаю бедного папашу Ван Хопа, что никак не хотел отдать мне сапоги. Тогда я вздохну да и говорю всем этим гадам — всем вообще: «А, голубчики! Вы съели моего казначея! Ну так теперь мы вас съедим. Не надо делать другому того, чего себе не желаешь», — философически заключил майор. Он протянул лист латании Геркулесу и сказал: — Не желаете ли отведать, капитан?
Геркулес был в ужасе, его чуть не тошнило от этой омерзительной еды, и он уже собирался это сказать, как вдруг в домик поспешно вошел один поручик и доложил майору:
— Один из черных охотников пробрался через лианы раньше лесорубов и ясно слышал на юге перекличку пяннакотавов.
— Вот же дьявольщина, ни куска проглотить не дадут, разбойники, ни поспать спокойно! — с этим возгласом майор вскочил с бревна, на котором сидел. — А негр
— Прошу прощения, господин майор, по всей вероятности, это индейцы, потому что негр несколько раз ясно слышал слово «оронво». Как вам известно, так перекликаются индейские часовые. Только сегодня крик раздавался не с земли, а как будто бы с неба.
— Кой черт залез на небо! — вскричал майор. — Да этот негр с ума сошел — «с неба»!
— А вы забыли, майор, — возразил сержант, — те зазубренные стрелы в прошлом году угодили в вас тоже словно с облаков: индейцы стреляли в нас, сидя на пальмах.
— А, черт! Пиппер правду говорит! Я забыл еще это обстоятельство, капитан Арди, — степенно сказал Рудхоп, обращаясь к Геркулесу. — Представьте себе: воздушная засада. Это самое чертово дело: неприятеля закрывает листва, а вы только поднимете башку, чтобы его выследить и прицелиться, как он уже продырявил вам физиономию. Я раз видел замечательную штуку в этом роде. Подпоручик моей второй роты взглянул вот так вот вверх, высмотреть кого-нибудь из людоедов, да в тот же миг и получил по стреле в каждый глаз, наподобие подзорной трубы. Такой выстрел, пожалуй, раз в жизни приходится увидеть!
— Особенно, если это стреляли в тебя, — иронически заметил Пиппер.
— Вот я и говорю, — продолжал майор, — нет ничего хуже этих воздушных засад. Есть одно только средство с ними бороться — самим устраивать такие же: посадить дозорных на деревья: как моряки сажают впередсмотрящих на мачты. Я понимаю, каково сражаться, словно обезьяна или белка, каким надо быть акробатом, чтобы, стоя на суку, рубить саблей или стрелять из кавалерийского ружья. Но что делать! Выбирать не приходится: только так и можно заплатить индейцам их же монетой.
— Да вы увидите, капитан Арди, — сказал майор, обернувшись к Геркулесу, — не так уж это и неприятно. Вот вы сейчас возьмете дюжину сущих чертей — я называю их лазальщиками. Как только услышите голоса индейцев, залезайте на первое попавшееся дерево, а там уже бегите себе по веткам и ни о чем не думайте, только выбирайте ветки потолще. В конце концов так привыкнете, что ходить по земле еще и скучно покажется.
Геркулес тупо глядел на майора.
«Вправду невероятно! — подумал Рудхоп. — Ничем его не проймешь». Вслух же он сказал:
— Вот вы там наверху попрыгаете и все разведаете, а потом проведете рекогносцировку внизу… Или нет, — продолжал он, подумав, — сначала внизу. Вот как я думаю: идите сейчас в ту сторону, где слышны голоса, и будете оставлять по дороге дозорных, так, чтобы они могли перекликаться. От них мы будем узнавать о вашем движении. Если вы какое-то время пройдете и ничего не услышите, остановитесь и устройтесь до рассвета, как сможете, а утром станете нашим передовым отрядом.
Оба поручения ужаснули Геркулеса: ему казалось верной гибелью идти ночью по лесу — что по деревьям, что под деревьями. Но привычка слепо повиноваться майору победила страх. Не смея возразить, он встал и покорно сказал: