Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты
Шрифт:
Снаружи раздался шум, и в спальню вошла моя мать герцогиня Брауншвейгская.
– Иоганн, что ваши люди себе позволяют! Я пока еще герцогиня, чтобы испрашивать разрешения у ваших бородатых варваров.
– Чего вы хотите, матушка?
– Я хочу знать, что здесь вообще происходит, и что вы хотите предпринять?
– Ну, сначала я все-таки узнаю, кто же так хочет моей крови. Итак, господа, мы выяснили, что к одному из моих кузенов явился какой-то проходимец, и тот без всяких вопросов стал ему помогать в благородном деле избавления от меня. И теперь у меня только один вопрос: какого черта?
– Это долгая история, Иоганн, – проговорила герцогиня София.
– А
– Все началось, когда ваш отец и его старший брат и мой муж герцог Иоганн Седьмой, будучи молодыми людьми, вступили в одно странное братство или организацию. Я не знаю, да и не хочу знать, какими мерзостями они там занимались. Но, очевидно, ничем хорошим, раз уж за разглашение этих тайн по законам этого братства полагалась смерть. Прошло время, братья отошли от дел братства, но оно, как видно, про них не забыло и продолжало приглядывать за своими бывшими «братьями». И вот то ли ваш отец действительно разгласил какую-то тайну, то ли совершил еще какой-нибудь предосудительный проступок, но братство его приговорило. Однако он умер раньше, и братство решило, что за его грех ответите вы.
– В жизни не слышал большего вздора! Если уж им нужно было уничтожить меня, не было никакой нужды ждать, пока мне исполнится шестнадцать лет!
– Кто знает, что делается в головах этих негодяев. Может, они сомневались в вашем законном происхождении? А, что скажете, сестрица? – и герцогиня София зыркнула в сторону моей матери.
– Попросила бы вас, голубушка! – не осталась в долгу Клара Мария. – Похоже, самоубийство вашего мужа тоже не от внезапного помешательства.
– Вы можете не верить, Иоганн, – вновь подал голос Фридрих Адольф. – Но это чистая правда, во всяком случае, та часть ее, которая нам известна.
Мать моя женщина! Жидо-масонский заговор против бедного меня! Охренеть!
– Ну, хорошо, наши родители нагрешили, и нам отвечать за их грехи! Но каким образом этот негодяй проник к вам? Не думаю, что в Шверине к вам пускают всех подряд. Хотя если вспомнить, как охранялся Гюстров, то ничего, наверное, сложного.
– Иоганн, – неожиданно подал голос молчавший до сих пор толстый кузен. – Иоганн, наш батюшка показывал нам один перстень, точнее рисунок, который должен быть на перстне. Он говорил, что если придет человек с таким перстнем, то лучше оказать ему содействие, ничего не спрашивая.
– О как! Фридрих, вам, очевидно, показали такой перстень?
– Да, – откликнулся умирающий.
Так, а где перстень? В смысле где труп этого негодяя с перстнем? Надо бежать, пока не оприходовали.
– Куда вы собрались, Иоганн? Вы так и не сказали, что собираетесь делать.
– Матушка, ну что я могу сделать в этой ситуации. Не могу же я объявить на всю империю, что мекленбургские герцоги по наущению какой-то дурацкой секты перегрызлись, как собаки за кость. Так что все просто: какие-то паписты по наущению дьявола устроили покушение на светоч протестантизма в северной Германии – семью Мекленбургов. Покушение увенчалось успехом. Звезда моего кузена закатилась, не успев подняться! Вся семья в трауре.
– Вы знаете, я ведь католик, – потерянно проронил мой тезка.
– Вы, кузен, простите, болван! Абсолютное большинство ваших подданных лютеране, а вы корчите из себя элитария. Кончится все тем, что вы перестанете быть герцогом, и моей вины в этом не будет.
Когда мы вышли, матушка спросила меня:
– А как вы полагаете, надо разделить владения вашего несчастного кузена?
– Да он вроде еще жив. Впрочем, чего там делить, на две равные части, разумеется. Одну мне как наследнику, вторую – тоже мне, в качестве моральной компенсации. Пожалуй, так будет справедливо.
Увы, серьезные происшествия на этом не кончились. Вечером в Гюстров прибыли посланники польского короля Сигизмунда с требованием прекратить вербовку войск для шведского короля. Поначалу я, услышав это, оторопел. Заявление было, прямо скажем, наглое. Да, поляки воевали со Швецией, но империи это не касалось никоим образом. Мекленбурга, кстати, тоже, поскольку служил я шведскому королю как частное лицо. Еще большей наглостью отдавало то, что следом за послами следовала польская кавалерия. Очевидно, с целью вразумления, если кротким увещеваниям послов не внемлют.
Потом поразмыслив, я решил, что таких совпадений не бывает. Если бы покушение удалось, то вербовка явно была бы сорвана. Мои кузены без вариантов распустили бы завербованных мною солдат, и у поляков было бы куда меньше проблем. Хотя зачем распускать: меня нет – и заботливо собранный регимент можно перевербовать. Сигизмунд только что передумал сажать на московский престол своего сына Владислава, поскольку решил сам стать царем. Так что солдаты ему нужны, а вот некий герцог, подающий большие надежды, – нет.
Вот уж не думал, что моя скромная персона и маленькая армия вызовет столько негативных эмоций. И кому же я так не угодил-то? Причем этот кто-то настолько могущественен, что смог организовать поход двухтысячного войска через территорию бранденбургской марки и Померании. Все страньше и страньше…
Запах смерти витал над Гюстровским замком. Первым испустил дух бедолага Мэнни, потом пришел черед Фридриха Адольфа. Мой кузен до конца был в сознании и умер как настоящий христианин, всех простил и у всех попросил прощения. Увы, мне было мало дела до душевных страданий моего беспутного родственника. В другое время я, может быть, проникся бы и растрогался, но я сидел у еще не остывшего тела Манфреда. Сидел и молчал, ни одна мысль по отношению к моей родне, ни добрая, ни злая, не посетила меня в эту минуту скорби. Я вспоминал, как этого рыжего мальчика отдали мне на службу. Как неловко он фехтовал и ездил верхом. И, напротив, умело обращался с цифрами и красиво писал. Я вдруг подумал, что ничего не знаю об этом маленьком человечке, с радостью отдавшем за меня жизнь. У него ведь была большая семья, должна была сестра выйти замуж. Вышла ли? Не знаю. Я обернулся, рядом стояли вечно его изводившие насмешками Лелик и Болек и тоже едва не плакали. Что-то надо было сказать, но никакие слова не приходили на ум.
– Ребята, вы бы женились, что ли, – наконец произнес я. – А то вот так…
Вдобавок ко всему начались преждевременные роды у Маргариты Елизаветы. И без того не слишком здоровая, она плохо перенесла потрясения последних дней. Ребенок ее родился мертвым, а сама она сгорела в огне родильной горячки. В те времена таким исходом родов нельзя было никого удивить, но все вместе эти несчастья, казалось, создали темную ауру у всего замка.
Однако времени предаваться скорби не было. В гостевых покоях замка ждали ответа заносчивые польские послы. Также, прослышав об ультиматуме короля Сигизмунда, в замок стали заявляться депутации дворян и бюргеров. Они не имели ничего против, чтобы я и завербованные мною их родственники и соседи сложили голову где-нибудь на чужбине, но войны в пределах Мекленбурга им не хотелось. Совсем.