Приключения капитана Сингльтона. Морской разбойник. Плик и плок
Шрифт:
— Мария! прежде я был очень богат, очень! Но разгульная жизнь, вино, карты и женщины поглотили большую часть моего имущества.
Молодая девушка равнодушно улыбнулась... пожав своими прелестными полными плечиками.
— Мария! у меня осталось, я думаю, около 350 000 франков, но вам не более девятнадцати лет от роду, спешите наслаждаться жизнью и ее удовольствиями. Роскошь, забавы, упоительный вихрь нашей огромной столицы для вас еще неизвестны... а следовательно, должны возбудить в вас сильное желание. Для совершенного удовлетворения всем этим потребностям теперешнее состояние мое недостаточно, и притом я имею много пороков,
Молодая девушка закрыла ему рот своей прелестной полненькой ручкой.
Вследствие всего этого Граф Бурмон женился на Марии.
Чему друзья его очень смеялись.
Жена его, в девицах холодная и скромная, вдруг с неистовством предалась упоению первой страсти; молодое и горячее сердце ее согласовалось с пламенной душой и бешеным характером ее мужа.
Я уже сказал выше, что хотя граф промотал большую часть отцовского имения, но у него оставалось еще около трехсот пятидесяти тысяч франков перед его свадьбой, но так как граф обожал свою молодую супругу, прелестную Марию, то и хотел, чтоб она блистала бриллиантами, ступала только по коврам и бархату и никогда не прикасалась бы своими маленькими ножками к тротуарам улиц и дорожкам публичных садов. Одним словом, он одевал ее как принцессу и катал в великолепных экипажах как герцогиню!
Забыв совершенно мудрую пословицу: по постельке протягивай и ножки, несчастный кутил напропалую, и проматывал остальную часть своего имения.
Однажды после обеда, через четыре месяца после их свадьбы, они сидели вместе на диване и разговаривали между собой:
— Артур, — сказала Мария, — еще месяц такого счастья, и мне можно умереть... Не правда ли, ангел мой, что мы испытали всевозможные удовольствия и наслаждения... Мы были слишком счастливы... невозможно, чтобы это продолжалось еще... предупредим минуту сожаления, которая может быть скоро наступит! хочешь ли ты, мой возлюбленный, умереть теперь со мной вместе... Поставим жаровню с горячими угольями подле нашей постели... обнимемся, и отправимся вместе на тот свет...
И прелестная женщина, подперев голову руками, устремила свои большие черные глаза на бледное лицо своего мужа. Артур вскочил, глаза его сверкали, неимоверное выражение удивления и радости блистало на лице его... Он был погружен в восхитительное блаженство... Эта мысль уже пришла ему самому в голову пять дней тому назад; и в самом деле, в двадцать восемь лет он вполне уже насладился жизнью, как только можно наслаждаться, при крепком здоровье, пламенной душе и огромном богатстве. Страстная любовь, которую он чувствовал к своей жене, казалось поглотила все прочие его страсти, ибо он обожал ее так, как прежде любил вино, карты и разгульных женщин.
Зато и имение его сделалось так прозрачно, что сквозь него заметна была нищета.
И так как вследствие этой райской и блаженной жизни ему уже невозможно было исполнять все свои желания, то о чем же оставалось сожалеть? А потому Артур ничего ей не отвечал. Бывают такие чувства, которые никакой человеческий язык не в состоянии выразить:
Две крупные слезы покатились по его впалым щекам... это был последний ответ достойного кутилы!
Но самоотверженность Марии имела столь непонятное влияние на этого пламенного человека, что она снова возбудила в нем деятельность и силы для изыскания средств к продолжению райской жизни хотя бы еще на две недельки...
…………………………………………………
…………………………………………………
— Итак, сегодня, друг мой? — спросила Мария все еще прекрасная, но немного похудевшая от бесконечных удовольствий.
— Сегодня вечером!.. — с нежностью отвечал промотавшийся кутила...
— Написал ли ты письмо?.. — спросила она его.
— Будь спокойна милая и добрая Мария, никого не потревожат из-за нас. — И они отправились спокойные и веселые в одну загородную рощу, потому что отбросили мысль удушить себя угаром горячих угольев. Это показалось им слишком просто и обыкновенно; напротив того, с помощью сильного яда, поражающего с быстротой молнии, можно умереть мгновенно под тенью зеленых, цветущих деревьев. Тогда был июль месяц.
— Это не женщина, а ангел, — говорил Артур, видя Марию, с радостью откупоривающую маленькую тонкую хрустальную скляночку, по ее словам с синильной кислотой(Acide hydrocianig). (Сильнейший на свете яд).
Они легли вместе на траву в уединенном и пустынном месте под высоким дубом, посреди густых кустарников; погода тогда была теплая, небо ясное, солнце склонялось к западу.
— Угадай, мой милый... каким образом мы разделим между собой эту приятную жидкость... — сказала молодая женщина, обняв своими белыми и полными ручками шею своего мужа и поцеловала его в лоб.
— Не знаю, ангел мой, — отвечал Артур беззаботно, целуя Марию.
— Ну так я скажу тебе, — сказала она, бросив на него пламенный и страстный взгляд, — послушай же, мой милый Артур, мы возьмем оба в зубы эту маленькую хрустальную скляночку с ядом, ты за один конец, а я за другой, потом обнимемся крепко в последний раз и раскусим ее вместе... понимаешь!
— О! поспешим же! поспешим! милая Мария, — сказал Артур.
Солнце закатилось.
На другой день вечером, граф Артур Бурмон пробудился как будто бы от ужасного усыпления, язык у него сделался жесткий и сухой, в горле жгло и ужасно ломило голову.
Он лежал на траве, на прежнем месте, и чувствовал мучительную боль и колики в животе. Тогда он начал валятся по земле, кричать, ломать себе руки, ибо испытывал несносные страдания...
Опомнившись, он начал с беспокойством искать вокруг себя труп Марии.
Но она исчезла.
Терзаемый мучительной болью он снова начал валяться по земле и кричать так громко, что лесной сторож, проходивший мимо, услышал это, поднял его и отнес в свою хижину, где ухаживал за ним как за сыном; крепкое телосложение графа выдержало это ужасное потрясение, он спасся от отравления и через две недели был уже совершенно вне опасности.
Но куда девалась Мария? Этого он никак не мог узнать.
Однажды добрый сторож принес ему вместе с маленьким счетом издержек, употребленных им на излечение графа, номер парижской газеты, граф начал читать ее для развлечения, и лицо его приняло вдруг странное выражение:
«Двести франков вознаграждения тому, кто отыщет и приведет к господину N на улицу в дом под №... белую легавую собаку с черными пятнами и медным ошейником, кличка ей Шарло.»
Однако же верно не это объявление заставляло графа так сильно дрожать, что зубы его стучали, посмотрим что будет далее: