Приключения Кроша
Шрифт:
Давно ли главный инженер водил нас по цехам?.. А теперь мы здесь свои. Вахтер даже пропуска не спрашивает.
По утрам так не хочется вставать. Но что-то толкает тебя: вставай, вставай! Нехорошо, неудобно... Опоздаешь на какие-нибудь двадцать минут, а кажется, что все работают давным-давно. Каждый на своем месте, делает свое дело, а ты оказываешься лишним. И не знаешь, что было с утра. Может, ничего не было, а может, было. Чувствуешь свою неполноценность. Дело не в дисциплине. Дело в том, что другие работают, а ты нет. Следовательно,
Лучше всего приходить минут так за двадцать, за пятнадцать. Ночная смена еще не ушла, утренняя только приходит. Их бригадир передает работу нашему. Рабочие переодеваются, смеются, шутят, рассказывают всякие небылицы. Мы знаем, кто говорит правду, а кто врет.
Дожидаясь смены, мы сидим на скамейке у ворот гаража. Утреннее солнышко приятно греет. Шоферы с путевками выбегают из диспетчерской, они опоздали и должны торопиться. Машины выезжают на линию, оставляя за собой голубоватый дымок.
Во дворе стоит директор. Все с ним здороваются: «Здравствуйте, Владимир Георгиевич». И директор отвечает: «Здравствуйте». Одних он называет по имени-отчеству, других только по имени, третьих только по фамилии, а некоторых никак не называет, просто говорит «здравствуйте». Например, нам.
Впрочем, Игоря он называет по имени. Игорь работает в конторе, в техническом отделе, трется возле начальства, и директор знает, что его зовут Игорь. А фамилии, может быть, не знает.
Игорь ходит по цехам и заполняет бланки. В руках у него большая блестящая папка, в кармане самопишущая ручка, он угощает рабочих папиросами «Беломор». Держит себя ласково-снисходительно, будто он заместитель главного инженера.
Так он держится с рабочими. А нам подмигивает, якобы потешаясь над собственной ролью. Насмешливо называет себя «клерком». Чтобы мы не подумали, будто он задается. Знает: тех, кто задается, мы быстро от этого отучаем. Очень простым способом. И не хочет испытать на себе этот способ.
Игорь любит околачиваться среди старших, любит быть в курсе всего, находиться в центре событий. Знает по имени-отчеству все начальство, всех механиков, мастеров и бригадиров. Знает, что нашего начальника эксплуатации скоро заберут в трест, и даже называл фамилию будущего начальника эксплуатации. Сообщил, что директору вчера влепили выговор за плохую подвозку материалов на строительство жилого квартала в Черемушках. Словом, Игорь знал такое, чего ни я, ни Шмаков Петр, ни другие ребята никогда бы не узнали.
Он знал даже владельцев легковых машин, которые подъезжали к нашему гаражу. Выйдет, бывало, на улицу и показывает:
«Эта „Волга“ известного врача-гомеопата, по фамилии Липа. А та, двухцветная, – одного типа, он на Центральном рынке фруктами торгует. А этот вот задрипанный „Москвичок“ – профессора такого-то...»
Хотя Игорь околачивается возле начальства, всех знает и угощает рабочих папиросами «Беломор», он никаким авторитетом среди них не пользуется. Рабочие даже не знают, что он такой же практикант, как мы. Думают, что это новый служащий из технического отдела.
В школе Игорь считался «выдающейся личностью», а здесь мы чувствуем свое превосходство. Ведь у нас со Шмаковым самая грязная работа, мы не вылезаем из-под машин. Мы этим очень гордимся. Гордимся нашими грязными куртками и замасленными брезентовыми брюками. У меня нет технических наклонностей, но уж если пришлось работать, надо работать. И, когда Игорь со своей блестящей папкой приходит к нам в гараж за сведениями, мы ему отвечаем:
– Подожди, некогда, не видишь разве?!
Услышав такой ответ, Игорь очень злится, хотя и старается не показывать этого.
Так получилось и сегодня.
Мы со Шмаковым снимали с машины прогоревший глушитель. Нет ничего канительнее этой работы. Стоишь в яме и возишься с обгорелым глушителем. Работать неудобно, ни к чему не подберешься. Болты, гайки заржавели, ничего не провернешь, ничего не поддается. Шмаков кряхтел изо всех сил, но дело не подвигалось.
И вот у края ямы появляется Игорь, присаживается на корточки и ласково говорит:
– Здоро?во, трудяги!
– Здорово! – ответил я довольно неприветливо.
А Шмаков и вовсе ничего не ответил.
– Втыкаете?!
Но ответа от нас не дождался и сказал:
– Сегодня после работы общее собрание практикантов. Явка обязательна.
– Начинается, – пробормотал я.
– Чего ты бормочешь? – ласково спросил Игорь.
– А то, что надоели твои собрания!
– Оно не мое, – все так же ласково возразил Игорь, – главный инженер собирает и Наталья Павловна.
Наталья Павловна – наша классная руководительница.
– Знаем, – ответил я, – ты подстроил.
– Я вас предупредил! – объявил Игорь и ушел вместе со своей блестящей папкой.
Мы со Шмаковым продолжали работать. Проклятый глушитель никак не поддавался, и я очень нервничал. Ведь мы работали со слесарем Лагутиным. А это очень неприятный тип.
Здоровый, красивый парень. Но грубиян ужасный. По малейшему поводу выражался самыми нецензурными словами. Лицо его при этом свирепело, наливалось кровью, глаза дико вращались, он становился какой-то бешеный. Я твердо решил: если Лагутин попытается меня оскорбить, я ему дам достойный отпор.
Лагутин увидел, как мы долго возимся с глушителем, и спустился в яму. Но при этом довольно грубо оттолкнул меня. Конечно, яма тесная, в ней трудно не задеть другого. Но я был уверен, что Лагутин оттолкнул меня нарочно, и сказал:
– Можно не толкаться?
Лагутин не нашелся что ответить. Только вытаращил на меня глаза. Но, когда мы, наконец, сняли глушитель и вытаскивали его из ямы, он ни за что ни про что обругал Шмакова Петра.
Шмаков преспокойно ругнулся в ответ.
Я потом ему сказал: