Приключения Найджела
Шрифт:
Так вот, милорд, — ответил студент, — наше соседнее государство Эльзас, которое закон называет убежищем Уайтфрайерс, подобно великим королевствам, пережило немало бунтов и революций, и так как в нем царят беззаконие и произвол, само собой разумеется, что эти бунты и революции совершались в нем чаще, чем мы имеем счастье наблюдать в нашей собственной республике Темпл, в Грей-Инне и в других подобных корпорациях. В наших преданиях и летописях упоминается двадцать революций на протяжении последних двенадцати лет, в течение которых вышеупомянутое государство несколько раз меняло образ правления — от абсолютной деспотии до республики, не считая таких промежуточных стадий, как олигархия, ограниченная монархия и даже гинократия, ибо я сам помню, как Эльзасом в течение почти девяти месяцев правила старая торговка рыбой. Затем бразды правления перешли в руки разорившегося адвоката, впоследствии свергнутого с престола отставным
— Отличается ли правление этого властителя, — спросил лорд Гленварлох, стараясь проникнуться интересом к предмету их разговора, — деспотическим характером?
— Прошу прощения, милорд, — ответил обитатель Темпла, — этот монарх слишком мудр, чтобы, подобно некоторым из своих предшественников, навлечь на себя ненависть, управляя государством по собственному произволу. Он учредил государственный совет, который каждый день в семь часов собирается для утреннего возлияния; в одиннадцать часов они встречаются во второй раз за полдником для возбуждения аппетита; а собираясь в два часа пополудни на торжественное тайное совещание для обсуждения дел, служащих к благу республики, они проявляют такое усердие в своих трудах на пользу государства, что редко расходятся раньше полуночи. Этому достойному сенату, частично состоящему из предшественников герцога Хилдеброда на его высоком посту, которыми он окружил себя, чтобы предотвратить зарождение зависти, сопутствующей неограниченному единовластию, я вскоре должен буду представить вашу светлость, чтобы он мог пожаловать вам право неприкосновенности Уайтфрайерса и предоставить вам жилище,
— Неужели его власть простирается на такие дела? — спросил лорд Гленварлох.
— Тайный совет считает это своей главной привилегией, милорд, — ответил Лоустоф, — и действительно, это одно из самых мощных средств, при помощи которых он поддерживает свою власть. Ибо когда герцог Хилдеброд и его сенат узнают, что какой-нибудь крупный домовладелец начинает проявлять недовольство и сеять семена раздора, стоит им только назначить ему в качестве постояльца обанкротившегося богача или приезжего, вынужденного искать убежища и способного хорошо заплатить за него, и недовольный становится кротким, как ягненок. Что же касается беглецов не столь состоятельных — они должны изворачиваться как умеют; но дело никогда не обходится без занесения их имен в книгу герцога и уплаты дани сообразно с их положением; и Уайтфрайерс превратился бы в весьма ненадежное убежище для всякого, кто вздумал бы оспаривать эти правила юрисдикции.
— Ну что ж, мейстер Лоустоф, — сказал лорд Гленварлох, — обстоятельства заставляют меня искать там приюта. Разумеется, я не хочу выдавать свое имя и титул,
— Это в высшей степени благоразумно, милорд, — сказал Лоустоф, — и такой случай предусмотрен в законодательных актах республики или монархии — называйте ее как хотите. Тот, кто не желает, чтобы ему задавали вопросы, касающиеся его имени, причины бегства и тому подобного, может избежать обычного допроса, уплатив причитающуюся с него дань в двойном размере. Выполнив это существенное условие, ваша светлость можете зарегистрироваться как бантамский король, если вам угодно, ибо вам не зададут ни одного вопроса. А вот и наш лазутчик с вестями о мире и покое. Теперь я сам пойду с вашей светлостью и представлю вас Совету Эльзаса, употребив все свое влияние, которым я пользуюсь у них, как лицо, занимающее в Темпле не последнюю должность, ибо им плохо приходилось всякий раз, когда мы шли против них, и они прекрасно знают это. Сейчас самое подходящее время, так как в Эльзасе идет заседание Совета и на улицах Темпла царит спокойствие. Итак, милорд, накиньте плащ, чтобы скрыть ваш новый наряд. Вы отдадите его мальчику у подножия лестницы, ведущей в Уайтфрайерс; и как в балладе поется о том, что королева Элеонора исчезла в Черинг-Кроссе и вновь восстала в Куинхайте, так и вы исчезнете в Темпл-Гардене лордом и восстанете эльзасцем в Уайтфрайерее.
Они вышли из дому в сопровождении маленького лазутчика, пересекли сады, спустились по лестнице, и у ее подножия юный обитатель Темпла воскликнул:
— А теперь продекламируем с Овидием:
In nova fert animus mutatas dicere formas… note 113
Долой маскарад! — продолжал он в том же духе. — Прочь занавес, скрывавший Борджа! Но что с вами, милорд? — опросил он, заметив, что лорд Гленварлох очень страдает от унизительной перемены в своем положении. — Надеюсь, я не оскорбил вас своей глупой болтовней? Я хотел только примирить вас с вашими теперешними обстоятельствами и настроить вас на тон этого странного места. Не унывайте!
Note113
Дух мой стремится воспеть тела, облеченные в формы новые (лат.).
Найджел мог только пожать ему руку и ответить шепотом:
— Я ценю вашу доброту. Я знаю, что должен испить до дна чашу, которую наполнило для меня мое собственное безрассудство. Простите меня, если при первом глотке я почувствовал ее горечь.
Реджиналд Лоустоф был суетливо услужлив и добродушен; но сам привыкший к бесшабашной, разгульной жизни, он не имел ни малейшего представления о глубине душевных страданий лорда Гленварлоха, чье временное пребывание в убежище представлялось ему безобидной проделкой своенравного мальчика, играющего в прятки со своим наставником. Он привык также к виду этого места, но на его спутника оно произвело глубокое впечатление.
Старинное убежище Уайтфрайерс было расположено значительно ниже террас и садов Темпла, и поэтому его почти всегда окутывал влажный туман, поднимающийся с Темзы. Его кирпичные дома вплотную теснились друг к другу, ибо в месте, обладавшем такими редкими привилегиями, ценился каждый фут земли; но воздвигнутые людьми, средства которых зачастую не соответствовали их планам, дома эти были построены кое-как и являли взору признаки разрушения, хотя и были еще совершенно новыми. Детский плач, брань матерей, жалкое зрелище рваного белья, развешенного в окнах для просушки, — все это свидетельствовало о нужде и лишениях несчастных обитателей Эльзаса; жалобные звуки заглушались буйными криками, руганью, непристойными песнями и громким хохотом, доносившимся из пивных и таверн, число которых, как указывали вывески, равнялось числу всех остальных домов; и чтобы дать полную картину этого места — увядшие, увешанные мишурными украшениями и накрашенные женщины бросали бесстыдные взгляды на прохожих из своих открытых решетчатых окон или с более скромным видом склонялись над растрескавшимися цветочными горшками с резедой и розмарином, выставленными на подоконниках и представлявшими большую опасность для жизни прохожих.
— Semi-reducta Venus, note 114 — сказал студент, указывая на одну из этих нимф, которая, видимо боясь посторонних взглядов, наполовину спряталась за оконными ставнями и щебечущим голоском разговаривала с жалким черным дроздом, узником плетеной тюрьмы, висевшей за окном на почерневшей кирпичной стене. — Мне знакомо лицо этой потаскушки, — продолжал проводник, — я готов прозакладывать нобль, что, судя по ее позе, у нее чистые волосы и грязный пеньюар. Но вот идут два эльзасца мужского пола; они дымят, словно странствующие вулканы. Отпетые молодчики! Клянусь, что тринидадский табак заменяет им говядину и пудинг, ибо, да будет вам известно, милорд, королевский запрет против индейского зелья имеет в Эльзасе не больше силы, чем его предписание об аресте.
Note114
Слегка склоненная Венера (лат.).
Тем временем оба курильщика подошли ближе — косматые нечесаные головорезы, с огромными усами, закрученными за уши; их буйные шевелюры выбивались из-под старых, надетых набекрень касторовых шляп, из дыр которых торчали беспорядочные пряди волос. Выцветшие бархатные куртки, просторные короткие штаны, широкие засаленные портупеи, полинявшие шарфы, а главное — вызывающая манера, с какой один из них носил свой палаш, а другой непомерно длинную шпагу и кинжал, дополняли портрет настоящего эльзасского забияки, так хорошо известный в то время и в последующее столетие.
— Смотри в оба, — сказал один головорез другому; — видишь, как эта девица кокетничает с чужим кавалером!
— Пахнет шпионом, — ответил другой, взглянув на Найджела. — Полосни-ка его кинжалом по глазам!
— Постой, постой! — воскликнул его спутник. — Да ведь это краснобай Реджиналд Лоустоф из Темпла. Я знаю его; он славный малый и свой человек в нашей провинции.
С этими словами, окутавшись еще более густым облаком дыма, они без дальнейших замечаний продолжали свой путь.
— Grasso in aere! note 115 — воскликнул студент. — Вы слышали, как эти наглые мошенники назвали меня? Но если это принесло пользу вашей светлости, мне все равно. А теперь, ваша светлость, позвольте спросить, какое имя вы присвоите себе, ибо мы подходим к дворцу герцога Хилдеброда.
Note115
В густом тумане (лат.).