Приключения Оги Марча
Шрифт:
Но когда мы стояли так на лестничной площадке и она висла на мне, касаясь губами шеи, а я крепко держал ее, шепча: «А теперь не спеша, потихонечку, начинаем опускаться вниз», - по лестнице поднимался мужчина, черты которого меня встревожили, показавшись смутно знакомыми. Мими тоже поняла, что кто-то идет, и сделала несколько шагов. В результате мы оказались в полумраке, словно прячась от яркого света, что мужчина и увидел, поднявшись. Но, несмотря на слабое освещение, друг друга мы с ним узнали. Это был Келли Вайнтрауб, родственник
– Вот так сюрприз, мистер Марч! Чертовская неожиданность! Вы пожаловали к моему родственнику?
– А кто ваш родственник?
– Доктор.
– Понятно.
– Что «понятно»?
– Что он ваш родственник.
У меня не хватило бы смелости и фантазии предположить в этом человеке, в этом Вайнтраубе, недостаток сладостного желания мне отомстить, и я не удивился, когда он, набычившись, обратив ко мне свое красивое мясистое лицо, в высшей степени самодовольно обронил:
– У меня еще и другие родственники имеются.
Мне очень хотелось ударить его - ведь после этих слов мне вряд ли бы представился случай, - но сделать этого я не мог, поскольку руки мои были заняты Мими.
Возможно, запах крови и вид разверстой раны, вдруг представшей передо мной, и были обманом чувств, вызванным нервным напряжением и яростью, но важно было не это, а результат, весь ужас которого я моментально ощутил.
– Посторонитесь-ка, - только и вымолвил я. Доставить Мими домой и уложить в постель - эта задача заслоняла сейчас все прочее.
– Он вовсе не мой любовник, - сказала Мими, повернувшись к Келли.
– Просто помогает выпутаться из беды.
– Понятно, - процедил Келли.
– Ах ты, скотина вонючая!
– Слабость не позволила Мими вложить в эти слова весь охвативший ее гнев.
Сотрясаемый не меньшей дрожью, я дотащил ее до машины и поспешно тронулся с места.
– Прости, голубчик, я, кажется, здорово тебя подвела. Кто это?
– Один парень… ничтожество, на него и внимания-то не обращают. Не волнуйся, Мими. Как ты? Все в порядке?
– Он был очень груб со мной, - сказала она.
– И первым делом взял деньги.
– Но теперь-то все кончено?
– Ребенка больше нет, если ты это имеешь в виду.
Дорога была очищена от снега, и я быстро одолевал бесконечные отрезки гладкой черноты, перемежаемые туннелями, освещаемыми огнями по сторонам, сливавшимися в сплошную полосу, словно в церкви, когда ворвавшийся ветер вдруг задувает свечи. Только здесь в роли ветра выступала скорость.
Добравшись до дома, я втащил ее наверх, одолев четыре лестничных пролета, уложил и, укрыв одеялом, кинулся обратно вниз - к мисс Оуэне за льдом, который она мне не дала.
– Что?
– рявкнул я.
– И это в середине зимы?
– Вот пойди на улицу и сам наколи, - отвечала она.
– А наш из холодильной камеры, и чтобы сделать его, знаешь, сколько электричества уходит!
Я не стал орать и ругаться, ведь у старой девы и своих забот хватало, а я ворвался к ней как бешеный, не думая, какое впечатление произвожу. Опомнившись, я стал ее уговаривать, призвав на помощь весь запас своего обаяния. В тот момент, правда, у меня его оставалось не много - так дрожало и трепетало все внутри.
Я сказал:
– Мисс Вилларс вырвали зуб, и рана сильно кровоточит!
– Зуб! Вы, молодежь, такие нетерпеливые!
– Она дала мне лоток со льдом, и я стремглав ринулся обратно.
Лед, однако, не слишком помог. У нее началось сильное кровотечение, которое она поначалу попыталась скрыть, но потом призналась, поскольку и сама была напугана и лежала с широко раскрытыми глазами, не зная, как его остановить. От крови уже намокали простыни. Я считал, что надо немедленно ехать в больницу, но она сказала:
– Нет, скоро пройдет. Наверно, так должно быть вначале.
Я спустился вниз и позвонил доктору - тот посоветовал не оставлять ее одну и наблюдать, а если кровотечение не ослабнет, он подскажет мне, что делать. Он будет ждать моего звонка. В его голосе я почувствовал страх.
Когда я заменял ее постельное белье собственными простынями, Мими пыталась воспротивиться и оттолкнуть меня, но я сказал ей:
– Послушай, это необходимо.
Она закрыла глаза и предоставила мне полную свободу действий.
Чем только не пытались люди смягчить ужас, вызываемый в нас картинами человеческих страданий, как только не старались видоизменить свои чувства! Разве не с этой целью создавались художниками бесчисленные «Голгофы»? Но поскольку попытки эти оказались более или менее тщетными, повлияв лишь на избранных, а урок дошел до немногих, люди остались прежними.
Я сел возле ее кровати, стараясь не паниковать.
– Ты предполагала, что такое возможно?
– Я предполагала и худшее.
– Склеры ее глаз пожелтели и казались высохшими, губы стали белыми. У меня промелькнула мысль, что она, вероятно, даже сейчас не совсем понимает, как плохи ее дела.
– Только…
– Что?
– Только нельзя допускать, чтобы первый попавшийся старый хрен решал твою судьбу!
– Все та же вечная борьба за независимость, - пробормотал я себе под нос, но она услышала.
– Нет, бывают вещи, против которых не попрешь. Не надо обольщаться. Но чей удар послал тебя в нокдаун - тоже важно. По крайней мере для меня.
– Она нахмурилась, но лоб ее тут же разгладился явившейся мыслью.
– Правда, это важно, только если удар не смертельный. Потому что покойнику все равно, отчего он сковырнулся, ведь правда?