Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

Алеников Владимир Михайлович

– Балда! – говорю. – Соглашайся! Всё нормалёк!

А он стоит, глазами хлопает и рожи корчит…

Петров.

Ну да, как же, «нормалёк»! Там ведь у Маши на сиденье кнопка! А Васечкин уже книги свои схватил и так и норовит туда сесть. Я ему мигаю-мигаю, а Инна Андреевна говорит: «Дискуссий на эту тему мы устраивать не будем! Ну-ка, быстро пересели! Маша, меняйся с Петей местами!» Ну, что тут делать? В общем, поменялись они местами. Инна Андреевна говорит: «Садитесь!» И…

Маша Старцева.

…Васечкин тут же вскочил как ужаленный, да как закричит. Инна Андреевна спрашивает: «Что с тобой, Васечкин?» А он отвечает, что, мол,

ничего, а у самого на глазах чуть ли не слёзы. Что бы это могло значить? – думаю. Глянула на сиденье, а там кнопка. Тут я всё сразу и поняла, опять эти петровские штучки. Ох, и надоел же он мне! Посмотрела я на него, а на него и смотреть-то жалко, тоже чуть не плачет, хотя ни на какую кнопку не садился. Нет, думаю, сам он до такого додуматься не мог, не такой у него характер. Тут без Васечкина не обошлось. А раз так, то и поделом Васечкину. Не копай другому яму. Не по-честному это потому что!

Васечкин.

Ладно, ладно. Пусть скажет спасибо, что не я её укрощаю. А Петров такой недотёпа, всё у него шиворот-навыворот получается. Вот она и пользуется этим, ходит неукрощённая как ни в чём не бывало. А Петров всё худеет. Уже на себя не похож.

Терпел я, терпел и не вытерпел, не мог я больше спокойно смотреть на то, что она с Петровым делала. И чего он в ней такого нашёл? Вот чего я не мог понять. Уж я на неё и так смотрел, и этак… Ну, хоть убей, Машка-промокашка! Одно слово, отличница! А Петров ничего слышать не хочет, только худеет и глазами хлопает.

Ну, ладно, говорю, чего для друга не сделаешь! А ля гер, как а ля гер!..

Петров.

Чего? Чего? Васечкин всегда выкопает какую-нибудь иностранную поговорку. А то, что другим это непонятно, ему наплевать. Пришлось три раза переспросить, прежде чем он перевёл.

«На войне, – говорит, – как на войне! Поговорка такая у французов. Давай сюда книжку. Я сам пойду! А то ты опять что-нибудь такое же придумаешь!»

При этих словах он поморщился и потёр себя ниже спины. Про кнопку вспомнил. Потом раскрыл книгу и начал освежать в памяти бессмертного Шекспира. При этом он шевелил ушами, морщил лоб, а руками выделывал такие замысловатые движения, что я даже испугался, как бы он их не вывернул.

Но тут как раз в конце коридора появилась Маша…

Маша Старцева.

…Смотрю, Петров и Васечкин стоят возле самого выхода у окна. И Васечкин руками размахивает, ну точь-в-точь как Петров утром, только ещё сильнее. Ну, думаю, теперь и этот с ума сошёл. И точно, как увидели они меня, Петров бочком, бочком к выходу и спрятался за дверью, а Васечкин зачем-то ещё раз глянул в большую книжку, захлопнул её и со всех ног бросился мне навстречу.

Только до меня он не добежал, а, поскользнувшись на линолеуме, растянулся на животе. Я хотела помочь ему подняться, а он вдруг сам вскочил, да как заорёт на меня: «Царапка котик!» А эхо в глубине пустого коридора отозвалось: «Котик, котик, котик!»

И тут вдруг Васечкин замолк и как-то странно начал на меня смотреть. Смотрит и смотрит. Ну прямо как Петров… Что это с ними всеми? – думаю. Может, заболели? Может, это эпидемия какая-нибудь заразная? Ещё неизвестная науке… Я ведь всё-таки сандружинница. Так что я его спрашиваю: «Ты что, Васечкин? Ты нездоров? Чего ты на меня уставился? Какой ты сегодня странный, Васечкин…»

Васечкин.

Ещё бы не странный! Это надо же! Сказал бы мне кто, ни за что бы не поверил, что такое бывает. А всё Петров виноват. Это я от него заразился. Ведь ещё утром ничего не было. Мы же с ней четыре года в одном классе учились. Какой от неё прок? Разве что списать? А так одно слово – Машка-промокашка! Воображала! Отличница! А тут вдруг… И угораздило же меня. Другу решил помочь! Вот, думаю, сейчас класс покажу. А потом как грохнулся, тут всё и началось. Может, это от сотрясения? Только поднялся и собрался ей монолог врезать: «Царапка котик! Но всё же котик! Все говорят, что котик мой хромает!..» Тут надо было ей со всех сил на ногу наступить, сам по телику видел, а потом этак с сочувствием сказать: «Ах, злые люди!» Только чувствую, ничего я этого сделать не могу, а стою дурак дураком, прямо как Петров… И самое главное, неожиданно понимаю, что он в ней нашёл… Ведь красивее девчонки я за всю свою жизнь не видел! Что же это делается? Может, болезнь какая, вроде гриппа. А что, если лекарства от неё ещё не придумали? Что же, так всю жизнь мучиться? Что бы, думаю, для неё сейчас такое хорошее сделать? Может, перочинный ножик подарить? У него всё равно одно лезвие сломано…

А Маша всё говорит что-то, только я ничего не слышу, потом прошла мимо, как по воздуху проплыла, а я за ней, как на верёвочке привязанный. Ничего себе, думаю, укротили… А всё Петров!

Петров.

Вот так всегда, чуть что – сразу Петров. Как будто это я придумал Машу укрощать! Теперь сами видите, не тот у меня характер. Но от Васечкина я такого не ожидал. Ни за что в жизни. То есть когда он пошёл за ней как привязанный, я просто обалдел. А когда они мимо прошли, я ещё минут пять соображал и глазами хлопал, а уж только потом за ними побежал. А Маша шла, ну, как по воздуху плыла, и мы за ней, вдвоём, плечом к плечу, как настоящие друзья. Ведь мы с Васечкиным не разлей вода, как говорится, всегда вместе: и на каток, и в кино, а надо будет – и в разведку…

По закону Архимеда

Владику Дружинину

Итак, приключения! Одно это слово заставляет сильнее биться мальчишеские сердца. Да и взрослые тоже. Звон отточенного клинка, манящий мрак бездны, бешеная скачка верного скакуна – всё это с детства притягивает нас.

Скучные, с тоскливым выражением в глазах сидели Петров и Васечкин дома, друг против друга за столом. Только что они надували щёки и с шумом выдыхали воздух, гоняя таким способом по столу сложенного из бумаги зверя, с тем чтобы загнать его на сторону противника. Наконец победил Петров, зверь свалился под стол с Васечкиной стороны, и друзья печально уставились друг на друга, понимая, что от судьбы не уйдёшь.

А дело было в том, что учительница истории Раиса Бенедиктовна задала 4-му «Б» подготовить совместный доклад о жизни великого математика и физика древности Архимеда. «Учитесь учиться самостоятельно!» – заявила им Раиса Бенедиктовна.

– Ну ладно, – сказал Васечкин, потягиваясь и вставая из-за стола, – учиться надо! А то ещё, пожалуй, завтра вызовут!

Зевнув, он побрёл по комнате, тщетно пытаясь обнаружить в ней что-нибудь новенькое. Но всё в этой комнате – увы! – было ему очень хорошо знакомо.

– Так что там дальше про Архимеда? – уныло спросил он Петрова.

Петров потянулся за книжкой.

– А дальше Архимед открыл закон Архимеда, – сказал он.

– Ну-ка, ну-ка, – сказал Васечкин без всякого интереса.

Он подошёл к окну и стал дышать на стекло.

– Архимед открыл этот закон при погружении в ванну, – объявил Петров.

– В ванну – это хорошо! – задумчиво сказал Васечкин, рисуя пальцем ванну на запотевшем стекле. – Но вообще-то я этот закон знаю!

– Ну? – поразился Петров.