Приключения, почерпнутые из моря житейского

У одного папеньки и у одной маменьки было две дочки. Точка. Не об них дело. Читатель, может быть, встречал где-нибудь Дмитрицкого? Довольно статный мужчина, бледное лицо, зеленые глаза, весь в крестах и знаках отличия, служил и там и сям, был во всех войнах и походах, на суше и на море, во всех странах и землях, всех знает, со всеми

– И тут тройка не везет! да ну, пошел! погоняй мужика-сипа!

– Мужик-сипа ест сыто, барин! – отвечал извозчик.

– Животное! и тот упрекает меня в недостатках! Пустяки, брат, у нас есть капитал.

И с этими словами Дмитрицкий отправил одну из своих рук в один из своих карманов, пошарил в нем, потом перенес в другой, в третий и, наконец, вытащив из недр бокового кошелек, потряс над ухом.

– Где ж он тут, собака?… а!

Вытряхнув на ладонь ключик, потом единственный червонец, он погладил его, как зверка, по шерсти.

– Ключ от прошедшего и будущего богатства; а это – вот он, настоящий червонный! один-одинехонек. Где ж, брат, твои товарищи?… ушли?… экие какие! Ничего! зато какой простор тебе на дне кошелька. Ты, душа моя, у меня заветный, на разживу; ты не какая-нибудь последняя копейка, которую дурак ставит ребром. Тебя я не выпущу из рук; ты – мой аттестат, мое золото, рычаг, движущая сила: без тебя и этого осла не поворотишь с места. Эй! пошел! да ну же, погоняй!

– Да погоняю же, погоняю.

– Гони во всю ивановскую!

– Куда же еще гнать, барин! Погонишь, да загонишь; не на один поезд с тобой куплены лошаденки; кормильцев-то других у меня нет!

– Гони, говорю! А не то видишь? смотри!

Мужик обернулся; Дмитрицкий показал ему кулак.

– Экая диковинка: у нас у самих таких пара, барин!

– Ступай, говорю, а не то я тебе дам!

– Что дашь, барин? мы сдачи сдадим.

– А вот что! – сказал Дмитрицкий, показывая червонец, – видел?

– Видел. Эх вы, соколики!

И мужик раскачнулся на облучке, приударил легонько по всем по трем; кони прибавили рыси.

– Ну, видел? Червонный, целиком, без сдачи.

– Эх вы, золотые мои! – прикрикнул извозчик, замотав головой и приподняв пристяжных навскачь.

– Скажи пожалуйста! у него золотые кони! Верно, не все то золото, что блестит. Слышишь, червонный! Ну, во все лопатки, напропалую!

– Сперва поторгуй, барин, тройку-то; да на загон-то я еще и не продам.

– Скажи, пожалуйста! Да он лучше нашего брата знает цену золоту! У нас только то золото, что золото, будь оно чужое или свое; а у него все золото, что его. А хороша у тебя жена?

– Вестимо, что хороша.

– Молода?

– Да не стара.

– Золото?

– Золото-баба!

– Ну, а весело жить?

– Покуда весело.

– Золотые деньки выдаются?

– Слава богу!

– Ну, а барин каков?

– Барин – ничего.

– Золотой человек?

– Золотой, золотой, и сказать нечего.

– Ну, а приказчик каков?

– Приказчик? Приказчиком-то он пообмишулился,

– А что?

– Да так, ничего; про нас хороший человек.

– А не золото?

– Уж такое «золото, что боже упаси!

– Вот тебе раз! Поди с ним! У него все золото; а я думал удивить его червонцем! Полезай, брат, со стыда в карман; посмотрим, как-то ты блеснешь в городе.

Дмитрицкий уложил червонец в кошелек, кошелек в карман; а извозчик, затянув обычную песню, поехал обычным шагом; иногда только покачнется на облучке, помотает головой и погладит кнутом пристяжных, чтоб натянули постромки.

Вот и город Москва заблестела на горизонте золотыми маковками; у заставы извозчик приостановился.

– Приехали, барин.

– Куда? – спросил Дмитрицкий, очнувшись от дремоты.

– Да к заставе.

– Неужели?… Ах ты, скверность!… Ну, ступай, что ж ты стал?

– Пожалуйте подорожную, – сказал часовой.

– Какую подорожную? Ведь подорожную записали; сколько еще раз записывать?

– Когда записали?

– А генерал-то проехал.

– Какой генерал? Никакого генерала не проезжало.

– Вот тебе раз! Не может быть! Что ты это говоришь! Куда ж он девался? Я – его камердинер… отстал… бричка сломалась генеральская; я тороплюсь догнать его… Тут нечего разговаривать!… Ступай!

– Нет, постой, я доложу дежурному.

– Я сам пойду к дежурному, – сказал Дмитрицкий, – посмотрю в книге; как это можно, чтоб генерал еще не проехал?

И Дмитрицкий, выскочив из повозки, пошел в караульню.

– Да я тебе говорю, что никакого генерала не проезжало! – твердил ефрейтор, следуя за ним.

– Позвольте, ваше благородие, взглянуть в книгу; вот, говорит, что не проезжал мой генерал, а я знаю, что проехал…

– Какой генерал? Как его зовут? – спросил писарь.

– Да вот, извольте посмотреть, вчера или сегодня, – продолжал Дмитрицкий, взяв книгу и просматривая фамилии проезжих. – Бричка сломалась, починили было, опять сломалась, принужден был нанять телегу, да такие лошаденки попались… л генералу что ж без меня делать… мундиры все со мной… я думаю, ждет не дождется… еще прибьет, что я замедлил.

– Да как фамилия твоего генерала? – спросил офицер.

– Ну, вот, вот; вот генерал от кавалерии… а тут говорят, что не проезжал. Я знаю, что проехал; вот, с будущим, а будущий-то я, его камердинер… Сделайте одолжение, ваше благородие, пожалуйте солдатика проводить меня к нему для удостоверения, что я действительно его камердинер.

– Это для чего?

– Меня не пропускают через заставу; а его превосходительство, верно, сказал на заставе, что я еду вслед за ним.

– Говорил генерал? – спросил офицер ефрейтора.