Приключения Саида
Шрифт:
Через день после приезда Саида, когда он только что переоделся и подумал, что в своем великолепном воинском наряде он вполне может показаться в Багдаде и, пожалуй, даже привлечь некоторое внимание, в комнату вошел купец. Он с плутоватой усмешкой оглядел красивого юношу, погладил бороду и сказал:
– Все это прекрасно, молодой человек! Но что же вы теперь будете делать с собой? Вы, как мне кажется, большой мечтатель и совсем не думаете о завтрашнем дне. Быть может, впрочем, у вас так много денег, что вы можете жить соответственно платью, которое носите?
– Любезный Калум-бек! – сказал смущенный и покрасневший юноша. – Денег у меня, положим, нет, но, может быть, вы одолжите мне немного, чтобы мне можно было пуститься в обратный путь. Мой отец,
– Твой отец? – воскликнул с громким смехом купец. – Я думаю, молодчик, солнце высушило у тебя мозги. Ты полагаешь, я поверил тебе так, на слово, во всей этой сказке, которую ты рассказал мне в пустыне, что твой отец – богатый человек в Бальсоре, а ты его единственный сын, и о нападении арабов, и о твоей жизни в их шайке, и о том и о другом! Я уже тогда возмущался твоей нахальной ложью и бесстыдством. Я знаю, что в Бальсоре все богатые люди купцы, со всеми ними я имел дела и мог бы слышать о Бенезаре, хотя бы у него состояния было всего на шесть тысяч туманов. Так или ты солгал, что из Бальсоры, или твой отец бродяга и его сбежавшему сыну я не поверю ни одной медной монетки. А нападение в пустыне! С тех пор как мудрый калиф Гарун обезопасил торговую дорогу через пустыню, где же это слыхано, чтобы разбойники осмелились грабить караван и еще уводить в плен людей? Уж это непременно сделалось бы известным, но в продолжение всего моего пути и здесь, в Багдаде, куда стекаются люди из всех стран света, никто об этом ничего не говорил. Это вторая ложь, бессовестный молодой человек!
Побледнев от гнева и негодования, Саид хотел возражать этому маленькому злому человеку, но тот стал кричать громче, чем он, размахивая при этом руками.
– А третья твоя ложь, нахальный лжец, это история в лагере Селима! Имя Селима всякому очень хорошо известно, кто хоть раз в жизни видел араба, но Селим известен как самый страшный и свирепый разбойник, а ты смеешь рассказывать, будто убил его сына и не был тотчас же изрублен в куски. Да, ты так далеко зашел в своем бесстыдстве, что говоришь прямо невероятное, будто Селим защищал тебя от всей шайки, взял в собственную палатку и отпустил без всякого выкупа, вместо того чтобы повесить на ближайшем дереве. Это Селим, который часто вешает путешественников только затем, чтобы посмотреть, какие они делают рожи, когда их вздернут! О, ты гнусный лжец!
– Я ничего больше не могу сказать, – воскликнул юноша, – кроме того, что все это правда, клянусь своей душой и бородой Пророка!
– Как! Ты клянешься своей душой? – кричал купец. – Своей грязной и лживой душой? Кто ж этому поверит? И ты еще клянешься бородой Пророка, когда у тебя самого еще нет бороды? Кто ж поверит тебе?
– Разумеется, свидетелей у меня нет! – возразил Саид. – Но разве вы не нашли меня связанным и страдающим?
– Для меня это совершенно ничего не значит, – сказал тот, – ты был одет, как богатый разбойник, и легко могло случиться, что ты напал на другого, который, будучи сильнее, одолел тебя и связал.
– Желал бы я увидеть одного такого или двух, – возразил Саид, – которые могли бы свалить меня и связать, не накидывая сзади на шею аркана! На вашем базаре вы, конечно, не имеете понятия, что может сделать один человек, если он хорошо владеет оружием. Вы спасли мне жизнь, за что я и благодарю вас. Но что же вы теперь хотите делать со мной? Если вы не поддержите меня, я должен буду просить милостыню. Но я не в состоянии просить у равных себе и поэтому обращусь к калифу.
– Вот даже как? – произнес купец, язвительно улыбаясь. – Вы ни к кому другому не хотите обращаться, кроме нашего всемилостивейшего государя? Вот это знатное нищенство! Только запомните, молодой и знатный господин, что дорога к калифу лежит через моего двоюродного брата Месрура, и стоит мне сказать слово, чтобы обер-камердинер убедился в том, как великолепно вы умеете лгать. Но мне жаль твою молодость, Саид. Ты можешь исправиться, из тебя еще может выйти что-нибудь. Я думаю взять тебя на базар, в свою лавку. Там ты прослужишь год, а когда он пройдет и ты не пожелаешь больше служить у меня, я выдам тебе твое жалованье и отпущу тебя путешествовать куда тебе угодно, в Алеппо или Медину, Стамбул или Бальсору, пожалуй, даже к неверным. Даю тебе до полудня время на размышление. Согласишься – хорошо, а не согласишься – я сосчитаю по сходной цене путевые издержки, которые ты мне причинил, а также и место на верблюде, возьму в уплату твою одежду и все твое имущество, а тебя выкину на улицу. Тогда ты можешь идти просить милостыню к калифу или к муфтию у мечети, а то и на базар.
С этими словами злой человек оставил несчастного юношу. Саид бросил на него взгляд, полный презрения. Он был страшно возмущен испорченностью этого человека, который умышленно взял его с собой и заманил в свой дом, чтобы прибрать его в свои руки. Он попытался бежать, но безуспешно, потому что комната была с решетками, а дверь на запоре. Наконец, после долгой борьбы мыслей, он решил на первое время принять предложение купца и служить у него в лавке. Он видел, что лучшего ему ничего не остается, потому что, если бы он даже и бежал, все равно без денег он не мог добраться до Бальсоры. Однако он предполагал при первой возможности искать защиты у калифа.
На следующий день Калум-бек повел своего нового слугу на базар в лавку. Он показал Саиду все шали, покрывала и прочий товар, которым он торговал, и объяснил ему его своеобразную службу. Она состояла в том, что Саид, в одежде купеческого приказчика, а уже не в воинском наряде, должен был стоять перед дверью лавки, с шалью в одной руке и великолепным покрывалом в другой, и зазывать проходящих мимо мужчин и женщин, показывать товары, говорить их цену и предлагать купить. Теперь Саид мог уяснить себе, почему Калум-бек назначил его на это дело. Он был маленьким, отвратительным стариком и когда сам стоял перед лавкой и зазывал, то соседи или кто-нибудь из прохожих отпускали на его счет ядовитые слова, мальчишки осыпали его насмешками, а женщины называли пугалом. Но на молодого, стройного Саида, с достоинством зазывавшего покупателей и умевшего ловко и изящно показать шали и покрывала, всякий смотрел с удовольствием.
Заметив, что с тех пор как Саид стоит у дверей, лавка начала приобретать известность, Калум-бек стал относиться к молодому человеку дружелюбнее, кормил его лучше, чем прежде, и заботился, чтобы его одежда была всегда хороша и изящна. Но Саид был мало признателен за подобные доказательства хозяйской нежности. Он целый день и даже во сне придумывал удобный способ, чтобы вернуться в родной город.
Однажды в лавке шла очень бойкая торговля. Все носильщики, разносившие товар по домам, были разосланы. В это время вошла одна женщина и стала покупать некоторые товары. Она очень скоро выбрала и пожелала, чтобы кто-нибудь отнес покупки домой, за что получит на чай.
– Я вам пришлю все через полчаса, – отвечал Калум-бек. – Вам придется столько времени подождать или взять какого-нибудь другого носильщика.
– Вы сами купец, а свой товар хотите отдать с чужим носильщиком! – воскликнула женщина. – Разве такой молодец не может в толпе убежать с моей покупкой? К кому же мне тогда обратиться? Нет, ваша обязанность как торговца отослать мои покупки ко мне на дом, и я только к вам и обращусь за этим!
– Подождите всего лишь полчаса, уважаемая госпожа, – сказал купец, все время беспокойно оборачиваясь. – Все мои носильщики разосланы.
– Плохая же эта лавка, если в ней нет лишнего слуги, – возразила сердитая женщина. – А что же вон там стоит лентяй! Поди сюда, молодец, возьми мой сверток и неси за мной!
– Постойте! – закричал Калум-бек. – Это у меня вывеска, он зазывает, он мой магнит! Ему нельзя оставлять порога лавки!
– Вот как! – возразила старуха и без дальнейших слов сунула в руки Саиду сверток. – Плохой же торговец и плохие у него товары, если они не могут сами постоять за себя, а еще нуждаются в вывеске в виде праздного олуха. Иди, иди, парень, ты сегодня получишь на чай.