Приключения Шерлока Холмса
Шрифт:
– Позвольте мне разрезать одну из этих пилюль пополам, – сказал Холмс и, достав перочинный нож, претворил свое намерение в действие. – Одну половинку мы вернем в баночку в целях сохранения улик. Другую я опускаю в стакан с ложкой воды. Вы видите, что наш приятель доктор не ошибся: она мгновенно растворилась.
– Все это очень любопытно, – сказал Лестрейд уязвленным тоном человека, подозревающего, что его разыгрывают. – Но я не понимаю, какая связь между вашими экспериментами и смертью Джозефа Стенджерсона.
– Терпение, друг мой, терпение! Скоро вы поймете, что связь самая непосредственная. Сейчас я добавлю сюда капельку молока, чтобы сделать смесь не такой противной на вкус, затем мы предложим ее собаке, и она с удовольствием
С этими словами он вылил содержимое стакана в блюдечко и поставил последнее перед терьером, который тут же вылизал его досуха. Серьезность и уверенность Шерлока Холмса произвели на нас столь сильное впечатление, что мы сидели молча, внимательно наблюдая за животным и ожидая какого-то поразительного результата. Однако мы его не дождались. Пес по-прежнему лежал, растянувшись на подушке, и тяжело дышал; похоже было, что от нашего эликсира ему не сделалось ни лучше ни хуже.
Холмс вынул карманные часы, и по мере того как минута пробегала за минутой, на его лице все более явственно проступало выражение глубочайшей досады и разочарования. Он покусывал губы, барабанил пальцами по столу и выказывал все прочие признаки острого нетерпения. Он был так взволнован, что мне стало его искренне жаль, тогда как оба сыщика насмешливо улыбались, отнюдь не расстроенные препятствием, вставшим на его пути.
– Нет-нет, что-то здесь не так! – воскликнул он на конец, вскочив со стула, и принялся нервно расхаживать по комнате взад и вперед. – Я не могу представить себе, чтобы это оказалось простым совпадением. Те самые пилюли, о существовании которых я подозревал в связи с делом Дреббера, найдены после смерти Стенджерсона. Однако они не действуют. Что это значит? Не может же быть неверной вся цепочка моих рассуждений. Это полностью исключено! И тем не менее собаке не стало хуже. А-а, я понял! Понял! – С возгласом, преисполненным ликования, он бросился к баночке, разрезал пополам вторую пилюлю, растворил ее, добавил молоко и поставил эту новую смесь перед терьером. Едва несчастный пес коснулся ее языком, как по всем его членам пробежала судорога и он замер, не подвижный и бездыханный, словно пораженный молнией.
Шерлок Холмс облегченно вздохнул и вытер со лба пот.
– Нужно больше верить в себя, – сказал он. – К этому времени мне уже давно пора было понять, что если какой-либо факт кажется противоречащим длинной цепочке выводов, то он обязательно допускает иное толкование. Одна из двух пилюль в баночке содержит смертельный яд, другая же абсолютно безвредна. Мне следовало догадаться об этом еще до того, как я их увидел.
Это последнее заявление было, на мой взгляд, настолько нелепым, что его едва ли мог сделать человек, находящийся в здравом рассудке. Однако перед нами лежала мертвая собака, что подтверждало справедливость слов моего друга. Мне показалось, что туман в моем собственном мозгу понемногу рассеивается и сквозь него медленно проступают смутные очертания истины.
– Наверное, вы недоумеваете, – продолжал Холмс, – а все потому, что в самом начале расследования вам не удалось оценить важность единственной реальной улики, оставленной на месте преступления. Мне же повезло: я сразу ухватился за нее, и все дальнейшие события лишь подтверждали мое первое предположение – собственно говоря, логически вытекали из него. Таким образом, то, что озадачивало вас и усложняло дело в ваших глазах, проясняло его для меня и укрепляло мою убежденность в том, что я прав. Ошибочно считать, будто необычное дело труднее распутать. Зачастую самым загадочным оказывается самое заурядное преступление, ибо в нем нет новых или характерных особенностей, от которых можно было бы оттолкнуться. Раскрыть это убийство было бы гораздо сложнее, если бы труп жертвы просто нашли на дороге без всяких экзотических и сенсационных сопутствующих об стоятельств, превращающих его в уникальное. Эти стран ности не только не мешают расследованию, а наоборот, значительно облегчают его.
Грегсон, слушавший эту лекцию с явным нетерпением, наконец не выдержал.
– Ну вот что, мистер Холмс, – сказал он. – Все мы охотно признаем, что вы умный человек и у вас свои методы работы. Но сейчас нам мало одних теорий и поучений. Мы должны найти преступника. У меня была своя гипотеза, но она себя не оправдала. Молодой Шарпантье не мог совершить второе убийство. Лестрейд преследовал своего подозреваемого, Стенджерсона, но и он, похоже, ошибся. А вы все продолжаете потчевать нас намеками, давая понять, что знаете больше нашего, но пришло время, когда мы чувствуем себя вправе спросить вас без обиняков, что вам известно об этом деле. Вы можете назвать имя убийцы?
– На этот раз я согласен с Грегсоном, сэр, – заметил Лестрейд. – Мы оба пытались раскрыть дело, и обоих постигла неудача. За то время, что я нахожусь у вас в комнате, вы уже неоднократно заявляли, что вам вполне хватило улик для определения виновного. Настала пора поделиться с нами своими выводами.
– Если мы промедлим с арестом преступника, – добавил я, – он может совершить еще какое-нибудь злодейство.
Под нашим общим напором Холмс видимо заколебался. Он по-прежнему мерил шагами комнату, опустив голову на грудь и нахмурив брови, – я уже знал, что эти приметы говорят о напряженной работе мысли.
– Убийств больше не будет, – сказал он наконец, вне запно остановившись и обернувшись к нам. – Насчет этого можете не беспокоиться. Вы спросили меня, знаю ли я имя убийцы. Да, знаю. Но знать имя недостаточно, чтобы поймать убийцу, а именно это я и собираюсь сделать, причем очень скоро. У меня есть все основания рассчитывать на успех моего плана, однако здесь необходима крайняя осторожность, поскольку нам предстоит заманить в ловушку проницательного и отчаянного человека, которому, как я имел случай убедиться, помогает не менее умный товарищ. Пока этот человек не догадывается о том, что он на крючке, у нас есть шанс изловить его, но стоит ему хоть что-нибудь заподозрить, как он сразу же поменяет имя и затеряется среди четырехмиллионного населения нашего огромного города. Не питая ни малейшего намерения задеть чьи-либо чувства, я вынужден сказать, что официальным защитникам правопорядка едва ли по силам справиться с нашими противниками – вот почему я не стал просить у вас содействия. Разумеется, если я потерплю неудачу, то возьму всю вину на себя. Пока же я могу пообещать вам лишь одно: как только я пойму, что могу ответить на ваши вопросы, не ставя свой план под угрозу срыва, я немедленно это сделаю.
Похоже, Грегсон и Лестрейд мало обрадовались этому заверению и еще меньше – уничижительной характеристике, которую Холмс дал столичной полиции. Первый покраснел до самых корней своих льняных волос, тогда как глаза-бусинки второго заблестели от любопытства и негодования. Впрочем, ни один из них не успел ничего сказать, потому что в дверь неожиданно постучали и на пороге возник не кто иной, как юный Уиггинс, немытый и нечесаный представитель отряда уличных мальчишек.
– Это я, сэр, – промолвил он, дотронувшись до своего вихра. – Кеб внизу, как вы велели.
– Молодец, парень, – поощрительно сказал Холмс. – Почему бы вам в Скотленд-Ярде не взять на вооружение эту новую модель? – продолжал он, вынимая из ящика письменного стола пару стальных наручников. – Смотрите, как прекрасно работает пружина. Щелк, и готово.
– Ничего, сойдет и старая, – заметил Лестрейд. – Было бы на кого их надеть.
– Ладно, ладно, – улыбаясь, откликнулся Холмс. – Думаю, кебмен поможет мне снести вниз вещи. Попроси его подняться к нам, Уиггинс.
Меня удивило, что мой компаньон собрался в путешествие, не сказав мне об этом ни слова. В комнате была небольшая дорожная сумка; Холмс вытащил ее на середину комнаты и принялся застегивать. Он не оставил этого увлекательного занятия и тогда, когда вошел кебмен.