Шрифт:
Приключения в Балаклаве
К одиннадцати годам я окончательно утвердился во мнении, что все девчонки страшные зануды и воображалы. Ужасно обидно, когда твои одноклассницы смотрят на тебя сверху вниз и держатся с таким загадочно-значительным видом, словно с глупым малявкой-детсадовцем.
Мама, чтобы успокоить меня, говорила, что девочки растут постоянно, а мальчики скачкообразно.
– Вот увидишь, – утешала она меня, – через год-два, придёшь в школу первого сентября и увидишь, что ты перерос своих одноклассниц.
Ага, перерастёшь этих дылд, как же! Вон Алиска Кочедыгова выше меня на целую голову. А меня
Зато у меня есть Фродо!
Мой дедушка, мамин папа работает дрессировщиком в Театре зверей имени Дурова. Когда говоришь «дрессировщик», так и хочется представить братьев Запашных с их львами и тиграми. Но в Театре зверей с крупными хищниками не работают. Там у них всякие собачки, лисички, енотики. И крыски. Дедушка с ними работает и говорит, что крысы очень умные. Фродо тоже был артистом, но однажды нерадивый служитель прищемил Фродо заднюю лапку, и она отсохла. А артист даже в Театре зверей должен выглядеть безупречно, поэтому Фродо из артистов выгнали, и дедушка принёс его мне. А Фродо и впрямь жутко умный. Собственно, если бы не он, Наташка и Эвелина меня бы ни за что в свою компанию не приняли бы.
Но, обо всём по-порядку.
Папа часто рассказывал, что когда он был маленьким, его однажды отправили в какой-то престижный летний лагерь, где детей даже в туалет водили строем. Это так запало в папину душу, что он больше ни разу в лагерь не ездил, и меня не разрешал туда отправлять. Но в этом году маме кто-то предложил «горящую» путёвку в летний лагерь в Крыму. Мама прямо так и загорелась: Крым, Чёрное море, благодатный климат, и лагерь такой интересный, с археологическим уклоном! Короче, я даже возразить толком не успел, как оказался на вокзале, среди таких же приговорённых к двухнедельной ссылке в Крым. Единственно, что я успел вытребовать, это то, чтобы Фродо поехал со мной. Уж не знаю, что там мама сделала, но в «час икс» я кроме чемодана имел и кошачью переноску, оборудованную под крысиное жильё, и ворох всяких ветеринарных справок.
Ещё в Москве на вокзале я убедился, что опять буду последним в шеренге. Остальные были старше и (вот непруха!) выше меня. Многие ребята и девчонки уже ехали в этот лагерь не в первый раз, и были знакомы между собой. Новичков оказалось только двое: я и Лёнька. Лёнька был старше меня на год, но чувствовал себя также неуверенно, как и я. Вот мы и решили держаться вместе.
Лагерь наш был в Севастополе, точнее в Балаклаве, и жизнь здесь оказалась гораздо интереснее, чем можно было представить. Нас возили на разные экскурсии, мы бродили по древнему Херсонесу, ковырялись в старом раскопе в Сердоликовой бухте, и там Лёнька даже нашёл какой-то древний черепок. А ещё мы до посинения купались в море, лазали по горам, катались на катере. И никому в голову не приходило водить нас строем в туалет! Это наверно, были какие-то устаревшие ещё Советские правила!
А ещё наш вожатый Володя оказался замечательным. Он учился в педагогическом институте на историческом факультете. И он так много знал интересного. И рассказывал здорово. Мы так и ходили за ним хвостом. Даже Фродо, которому история Крыма была неинтересна, полюбил Володю, и охотно путешествовал, сидя у него на плече. Ещё бы. Володя был ростом почти два метра. Какой обзор-то!
Как-то раз Володя предложил нам необычную игру в прятки: кто-то из нас прятался, а Фродо искал его по следу. Особенно смешно эта игра получалась,
Мы прожили в лагере уже шесть дней, когда однажды после ужина Лёнька с таинственным видом подмигнул мне, призывая задержаться в столовке.
Когда все разбрелись, к нам с Лёнькой подошли Наташа и Эвелина. Я только рот открыл от удивления. Эвелина была самой красивой девчонкой не только в нашем лагере, но и на всём белом свете. И то, что она снизошла до нас с Лёнькой, было удивительно. Впрочем, Эвелина поспешила слегка охладить наш восторг.
– Сева, Лёня, мы принимаем вас в нашу компанию только из-за Фродо, так, что сильно не воображайте. И поклянитесь самой страшной клятвой, что никогда и никому не проболтаетесь.
Если бы она сейчас потребовала бы, чтобы я себе ухо отрезал, как Ван Гог, я бы ни секунды не раздумывал. Был такой художник. Он сам себе ухо отрезал. Мужественный человек. Но ради Эвелины, я тоже смог бы. Наверно.
Но ничего резать не пришлось. Девчонок удовлетворила словесная клятва. Внимательно оглядевшись, Эвелина предложила встретиться через час после отбоя в беседке.
– Только будьте осторожны, и «хвоста» за собой не приведите, – прошептала она.
В назначенное время мы с Лёнькой и Фродо прокрались в беседку, скрытую от посторонних глаз густыми самшитовыми кустами.Эвелина и Наташа уже ждали нас. По знаку Эвелины, Наташа достала из кармана куртки пластиковую папку размером А5. Лёнька включил свой налобный фонарик. В папке лежал кусочек пожелтевшей обтрепанной по краям тряпки с нарисованным планом и странным кружком над ним, испещрённым какими-то знаками.
– Что это? – Спросил я, охрипнув от волнения.
– Это старинный пергамент, на котором указано, где найти клад, – прошептала Эвелина.
А Наташа поспешила добавить:
– Помните, нам на экскурсии рассказывали, что во время Крымской войны около Золотого пляжа разбился английский корабль, на котором везли деньги для английской армии. Потом ещё несколько раз на пляже находили золотые монеты. Поэтому пляж и назвали Золотым. Сначала там пляжа не было, но берег в этом месте называли Золотым.
– Класс! – Прошипел Лёнька. – А откуда у вас эта карта?
– У меня здесь, в Балаклаве есть знакомые ребята. Они мне продали этот пергамент. Пришлось за него золотые серёжки отдать. Дома скажу, что потеряла, когда купалась, – сказала Эвелина.
– А почему эти ребята сами клад не нашли, если у них карта была? – Спросил я.
– Потому что дураки! – Фыркнула Наташа. – Главное, здесь не схема. Она вообще для отвода глаз. Главное, то, что написано в медальоне. А они шифр не разгадали.
– А Наташа разгадала, – пояснила Эвелина.
– Ух, ты, – выдохнул я и долго не мог вдохнуть.
Я представил себе огромные кованые сундуки, полные золотых пиастров или дублонов. Отпад.
– Какие пиастры? – Насмешливо поправил меня Лёнька. – В Англии были гинеи и соверены.
Ладно, пусть золотые соверены. Всё равно здорово!
Почему-то я даже не подумал тогда, как могли оказаться тяжёлые набитые золотом сундуки на берегу, если даже люди не могли спастись. А вдруг, кто-то всё-таки сумел выплыть и, почему-то, не товарищей своих решил спасать, а золото. Может, он был материально ответственным, как моя мама в больнице. Видели бы вы, как она переживает перед инвентаризацией.