Приключения в Ирии и на Земле
Шрифт:
— Свободны! Можете идти.
— У кого ещё есть претензии?
Доктор Кириллов лишь усмехнулся.
— Товарищ начальник, там, куда нас направят, все наши деньги макулатура. То же самое и дагестанцам объяснил. Мой коллега не поверил. Доллары, сказал он, и в Африке доллары.
Не прост доктор. Вряд ли он готов поделиться информацией, если таковую довели до него.
Но и я не прост. Если все эти господа-товарищи пребывают в уверенности, что находятся в оздоровительном лагере, то через минуту я им объясню, кто они такие и куда они попали.
— Вам всем скажу, что у меня была совершенно безвыходная ситуация, и по этой причине я дал согласие
— Наверное, у меня нет. Я с сыном позже всех прибыл, — сказал Мастер.
Ни слова не говоря, доктор стал пальпировать спину Мастера.
— Вы в этом от нас не отличаетесь, — заявил Кириллов. — Раз вам вшили, значит и вашему сыну тоже.
— Поздравляю вас всех. Позарились на обещания! С этого дня мы все обрели статус заключённых. По прибытии станем рабами. Из лагеря смертников нам уготованы два выхода: или смерть или рабство. Впрочем, можем найти варианты, если доктор Кириллов поможет нам. Вы, по вашим словам, опытный хирург. Или я что-то не так понял?
— Вы всё правильно поняли. Но я не смогу никому помочь.
Агроном Всеслав, что именовался Андреем по паспорту, казалось, готов был разорвать доктора на части, но сдулся и лишь зловеще спросил:
— Ты, сволочь, на тех работаешь?
— Поаккуратнее, молодой человек. Я не злопамятен, но неровён час… И потом, на кого на «тех»?
— На агентов и самого Буйновича? — уточнил Всеслав.
— Про агентов забудьте, они всего лишь меркантильные люди, — я вмешался с целью ускорить процесс выяснения истины или, по крайней мере, тех крох информации, что мог бы поведать доктор. — Ты только что расписался в собственном бессилии, уважаемый. Как мне объяснил Буйнович, здесь любого могут заменить. Делай вывод. Итак, кто или что тебе мешает вырезать подкожные датчики?
— Надеюсь, вы все верите в моё здравомыслие? То, что я видел, и то, что мне сказали, явилось не только откровением для меня, но и ввело в ступор, поскольку было за пределами здравого смысла.
— Доктор, сказывай про дело. Не фиг крутить!
Простодушный агроном в славянской рубахе заметно отличался от учителей математики и химии, хранивших молчание так, словно они присутствовали на педсовете с участием нового директора, по слухам — весьма опасного.
— В одну из первых ночей в лагере, когда все, кроме меня, жили в казармах, меня разбудила троица. Две девицы и парень. Девушки показались мне неотличимы, ну как близняшки! А у парня на голове была корона. Я человек хладнокровный. Вытянул из-под подушки смартфон, навёл на того, что в короне и щёлкнул. Весьма забавный тот парень: ни секунды покоя; он у них в роли танцора; вы, конечно, видели таких в подтанцовке. Потом ещё раз щёлкнул. Никто из троицы не стал возражать. Можете сами взглянуть! Последние кадры.
Доктор протянул смартфон мне, но я передал его учителям.
— Это всё присказки! — сказал я. — Поведайте нам сказку.
Мой ироничный тон никоим образом не подействовал на циничного доктора. Он молчал, что-то припоминая. Нахмурив брови, начал сказывать байку:
— Одна из девиц представилась Анастасией и сообщила мне, что они всем в лагере имплантировали датчики. Предупредила меня, чтобы не смел вырезать имплантаты. Я спросил: почему? Получил ответ: во избежание летального исхода. В этот момент вторая девица стала совершенно прозрачной, и Анастасия, указав на множество окончаний, ведущих от импланта к внутренним органам, сказала, что никто из нейрохирургов не способен удалить такой имплант. Я тогда спросил: всё это по указанию Буйновича? Анастасия ответила: У Буйновича своя игра, в неё мы не вмешиваемся. Его дела земные, наши дела — небесные.
— Однако! — вскричал Мастер. — Не верю ни одному слову. Вы, доктор врёте во всём. Какая наглость! Это ваше фото можно найти в Интернете. Картина испанца. Его имя запамятовал, а название работы помню: «Корона Шивы».
— Па-азвольте! Па-азвольте! — возразил доктор. — Не знаю о такой картине. Да дайте же взглянуть.
Он рванул смартфон из рук Мастера и в недоумении уставился на экранчик.
— Гадины! Заменили фото. Корона совершенно другая, и рожа не та!
Глянул и я. Можно было бы не глядеть. Ясно и так: в ведомстве Буйновича работает команда, озабоченная некими «небесными» целями, о которых Мутант, возможно, не знает. Что есть, то есть: в той команде не лишены чувства юмора. Но юмор у них за гранью человечности. Всего того, что тяжело провернулось в голове, не стал высказывать. Подумал, что не стоит спрашивать о «чудесах», увиденных доктором. Не объяснит Кириллов технологии, что за пределами его компетенций. Но вот вопрос о водителе Григоровиче решил задать.
— Так вы, чёрствая душенька, никоим образом не пытались нас защитить или узнать поподробнее об этих имплантатах. Вот забрали нашего водителя, как вам хорошо известно, и нас всех волнует его судьба. Всех нас, исключая вас, доктор.
— Никто из нас ему не сможет помочь. Вы ошибаетесь, думая, что я чёрствый и циничный. Циничный, но в меру! Узнав о том, что наш выход за границы периметра лагеря нежелателен, я тотчас заявил тем дамам не от мира сего об элементарных вещах, например, о том, что ежедневно как мужчины, так и женщины совершают пробежки на дальние дистанции, причём далеко за границы лагеря, и о том, что среди нас есть люди, которым необходимо выезжать в Петербург по делам. Назвал администратора и водителя. Анастасии мои заявления, думаю, показались забавными. Но она уступила мне! Пообещала задержку срабатывания имплантатов на трое суток. Моё понимание таково: мы для неё расходный материал, и мы должны это усвоить. Анастасия выразила это иначе. «Отныне вы все принадлежите роду странниц. Вы мои борги». На вопрос, кто такие борги, ответила: «Рабы!»
— Скажите, уважаемый, почему вы мне не доложили об этом?
— Я думал, что вы должны были знать. Предполагал, что вы заодно с этими дамами.
— Доктор Кириллов, вы хладнокровный убийца.
— Вы, как вижу, горите желанием спихнуть вашу вину на меня.
— Своей вины не отрицаю. Да, совершил преступление. Если б знал об имплантатах, никого бы не отправлял из лагеря.
— Могу я идти, гражданин начальник?
— С какой стати и ради чего, доктор?