Приключения в Красном море. Книга 2(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс)
Шрифт:
Я пребывал в полном недоумении, когда далекий крик вывел нас из состояния нерешительности. Мои люди нестройными голосами принялись бормотать слова какой-то заупокойной молитвы, и это вызвало у меня опасение в том, что начнется паника. Я тут же издал крик в ответ, стараясь вложить в него как можно больше человеческой теплоты, откликаясь на донесшийся до нас загробный голос, чтобы вернуть его в мир живых. Через пару секунд мне отозвалось эхо… Скала находилась в трехстах метрах от нас, и у меня возникло жуткое ощущение, будто мы заперты в склепе, настолько давящей была близость этой громадной стены. Но это, правда, заставило пристальней вглядеться в нее, и я заметил пониже огонька едва различимое отражение на воде. Значит,
Абди, оставив лот, присоединился к трем матросам, которые взяв в руки длинные багры, приготовились встретить рифы.
Мола поджег свернутую в толстый рулон тряпку, пропитанную нефтью, и она, раздуваемая ветром, вспыхнула ярким, почти бенгальским огнем.
Мы увидели, как под судном в прозрачной воде возникло ярко освещенное дно; казалось, киль вот-вот его коснется, но матросы, тут же погрузив в воду багры, не обнаружили никаких препятствий.
Человек по-прежнему выкрикивал «аграб!». Должно быть, у него были причины не позволить нам бросить якорь там, где мы находились раньше. Действительно, в последних отблесках догорающего факела я увидел в кристально чистой воде, как дно внезапно приподнялось и превратилось в банку, покрытую камнями и галькой. Мы подошли к якорной стоянке.
Никогда еще якорная цепь не грохотала с таким радостным звуком. Теперь я мог хорошенько рассмотреть небольшой костер, приютившийся у самой кромки воды, не более чем в двух метрах от форштевня корабля. Возле огня сидел на корточках человек. Он застыл в неподвижности и ждал.
«Альтаир», оттесняемый порывами ветра, отошел на всю длину якорной цепи и развернулся не по ветру, а в направлении сильного течения, параллельного берегу. Сбросив на воду лодку, я перебрался на сушу. Ко мне подошел почти голый человек с обрывком ткани вокруг бедер. Прежде всего он попросил воды.
На вид он показался мне суданцем, скорее всего, ловцом жемчуга. Но как и почему он оказался здесь? В этих варварских странах, где каждый волен рассказать о себе или утаить свою историю, не принято задавать вопросы, но от этого любопытство не ослабевает.
Я велел доставить на борт нашего судна этого человека, очевидно, потерпевшего крушение, и после того, как он напился воды, впрочем, не без осторожности, так как ему, похоже, и раньше доводилось подолгу терпеть жажду и потом выходить из этого состояния, осушив последнюю чашку сладкого чая, он заговорил:
— Мой товарищ умер. Я уже три дня без воды и пищи, ибо человек, который вышел из моря, украл нашу хури со всеми нашими запасами.
Я спал в хижине, когда вдруг был разбужен каким-то звуком: кто-то тащил лодку по гальке. Луна стояла высоко в небе, и я увидел, как какой-то человек плывет на хури, изо всех сил налегая на весла. Вначале я подумал, что это Джама, мой приятель, который решил порыбачить, и я крикнул ему, чтобы он подождал меня. Но Джама был рядом и вскочил на ноги от моего крика. Тогда я сообразил, что это «арами» (вор). Уповать еще можно было на то, что неподалеку бросило якорь какое-то судно и что один из его матросов взял нашу лодку только для того, чтобы добраться до корабля, но, когда рассвело, мы увидели, что море пустынно. Нас обокрали, лишив всякой возможности покинуть остров. У нас оставалась только соленая рыба, то есть яд, если учесть отсутствие здесь пресной
В последующие дни я слонялся по всему острову в поисках гнезда с яйцами чайки или влажных солеросов, чтобы утолить жажду, но в это время года птицы покидают остров, а трава высыхает. Вареные крабы придали мне немного сил, и я смог взобраться на гору. Вечером третьего дня я заметил с нее судно, которое направлялось в сторону острова. У меня не было времени сходить к шалашу за огнем и привлечь к себе внимание дымом — скоро должна была спуститься ночь. Тогда я отнес несколько угольков на то место, возле которого это судно могло бросить якорь, и Аллаху было угодно, чтобы ты внял моему сигналу.
— Странная история, — сказал я, выслушав его рассказ. — Кем же был этот человек, который вышел из моря? Вряд ли это был моряк с потерпевшего крушение судна, ибо рыбаки, у которых он украл лодку, могли ему помочь. Ты его разглядел?
— Свет от луны был слабым, и потом он был уже далеко.
Однако отпечатки его ступней на песке подсказали мне, что речь идет о человеке, а не о джиннах. К тому же я подобрал один из тех пробковых поясов, что имеются на пароходах у христиан.
— Тогда, может быть, это пассажир с бедственного парохода, испугавшийся вас… Где этот пояс?
— Я бросил его вон там, вряд ли он на что сгодится.
— Напротив, пояс может объяснить нам, откуда появился этот человек.
Забрезжил рассвет. Я прыгнул в лодку вместе с суданцем и Абди. Через несколько минут я прочитал на спасательном поясе следующую надпись: «Воклюз. Марсель».
Я терялся в догадках. Пароход должен был обогнуть архипелаг Ханиш за три дня до этого, то есть в ту ночь, когда я увидел, как он плывет из Обока в открытое море, после порыва хамсина, едва не ставшего для меня роковым. После этого непродолжительного ураганного ветра в последующие сутки установилась на редкость спокойная погода, ничто не подтверждало гипотезу о кораблекрушении. Маяк на Абу-Аиле не был окутан туманом, из-за чего пароход, сбившись с курса, мог напороться на риф.
Можно было бы допустить, что спасательный пояс, упавший в море, прибило к берегу, но ведь был еще и этот таинственный человек, причем все говорило за то, что он воспользовался поясом. Значит, нельзя было предположить, что он упал в море вследствие несчастного случая. Поскольку на человеке было это спасательное средство, он скорее всего по своей воле прыгнул за борт, чтобы добраться до суши, минуя островок Абу-Аил. Может, он был беглым заключенным? Это была единственная убедительная гипотеза, позволявшая объяснить похищение пироги тем, что человек испугался рыбаков, которые могли позднее донести на него.
Эти выводы показались мне бесспорными, и, за вычетом нескольких деталей, я решил, что тайна раскрыта.
Я взял суданца к себе на судно, и мы, пользуясь утренним штилем, поплыли на моторе. Я не мог оставить его на «Альтаире» — впрочем, он и не хотел этого. Я подумал, что опасно входить в порт с этим человеком на борту, поскольку его присутствие привело бы к разбирательству с участием властей. Таким образом, я изменил маршрут и приблизился к берегам Африки, собираясь проникнуть в архипелаг Дахлак, где в это время года полным ходом идет добыча жемчуга. Я знал достаточно много накуд, чтобы найти среди них того, кто согласился бы взять с собой еще одного ныряльщика.