Приключения Желудя
Шрифт:
— Не смей оскорблять меня: я сын Дуба!
— Знаю. Но в то же время ты и самый большой невежда, если не можешь отличить Аиста от Гуся. Не хорохорься, я тебя как облупленного знаю. О твоём беспутстве уже все лягушки квакают.
Жёлудь даже не покраснел от этих слов. Он по-прежнему не уступал Аисту:
— На нашем дереве не только птицы, но и Улитка стихами говорит, а ты не умеешь.
— Могу и стихами, — ответил Аист. Немного подумав, он произнёс:
Та-та-таИ тук-тук-тук.Что ж тыВидя, что на вранье далеко не уедешь, Жёлудь хотел было улизнуть, но Аист схватил его за шиворот и сказал:
— Раз уж ты такой любитель стихов, так послушай, что болотные соловьи о тебе квакают.
Жёлудь пытался брыкаться, царапаться, но это не помогло. Аист притащил баловника к ближайшему болоту и, не выпуская из клюва, заставил слушать. Очень скоро двоюродные сестры Куотре хором затянули в его честь такую песню:
Жёлудь — лодырьИ хвастун!Это видноЗа версту.ХвастунишкуСтарый ДубНа своюРастит беду.Однако и это не подействовало на Жёлудя. Он схватил камень и запустил в болото.
— Замолчите, пучеглазые! — крикнул он. — Вот нажалуюсь отцу, тогда узнаете.
Но лягушки не унимались. Они, по-видимому, решили воспеть все подвиги озорника: как он дрался, обижал слабых, не слушался старших и вечно задирал нос. Но и Жёлудь не сдавался: как только где-нибудь раздавались голоса лягушек, он бросал туда несколько камней.
Добрых полчаса шло это сражение. Но лягушек было больше — не долетит еще камень в один конец пруда, как на другом конце уже несколько голосов кричат:
— Ква-ква-ква, засучи-ка рукава!
Жёлудь — и туда камнями!
Но вот уже с другой стороны доносится:
— Квак-квак-квак, криворукий дурак!
Жёлудь — и туда камнем!
А из третьего угла ещё громче хохочут:
— А у Жёлудя, ква-ква, дубовая голова! У драчуна иссякли и силы и терпение, а лягушки так орали, что всё гремело на несколько километров вокруг. А тут ещё откликнулись их родственники из других мест. Такого единодушного отпора озорник никогда не видывал. От злости он заткнул уши и зажмурился.
— Ну что, не нравится? — спросил его красно-ногий.
— Нравится! — ответил нахал. — Отпусти!
— Если ты так и не исправился, придумаем что-нибудь другое, — покачал головой медлительный Аист.
— Не твоё дело! — крикнул Жёлудь. — Отпусти!
Поднял Аист Жёлудя с земли, взмахнул сильными крыльями и взлетел под облака. Скоро у баловника закружилась голова, потемнело в глазах. Он уже больше ничего не видел, не чувствовал. А птица всё несла и несла его вдаль, через леса и горы, через реки и озёра, в невиданное, неслыханное Кривдино государство.
"ЕШЬ-НЕ-ХОЧУ"
Очнулся Жёлудь на небольшой лужайке, протёр кулаками глаза и осмотрелся вокруг. Места были мрачные и совершенно незнакомые. Вдруг он вспомнил про Аиста и
Он шёл не спеша, оглядываясь по сторонам, однако взгляду не на чем было задержаться: вокруг тянулась мрачная, поросшая чахлой травой равнина. Стемнело. Жёлудь переночевал под открытым небом, а утром почувствовал, что страшно хочет есть. От голода у него отчаянно урчал живот. Но вокруг не было ничего съедобного. Хоть землю грызи.
На второй день живот приумолк и только чуть слышно бормотал: "Хоть р-р-росиночку какую-нибудь!"
На третий день желудок Жёлудя съёжился, прилип к спине и вовсе замолчал. Темнело в глазах. Тропинка двоилась. Тряслись поджилки. Не дождавшись ночи, маленький путешественник устроился под листом Подорожника и тут же крепко заснул. Наутро Жёлудю никуда уже не хотелось идти. Не хотелось даже есть.
— Папочка, папочка, я всегда буду тебя слушаться, — без слез плакал Жёлудь.
Подорожник сжалился над беднягой.
— Вставай, рёва, а не то пропадёшь, — сказал он. — Иди прямо по лесу, пока не дойдёшь до старого сада. Там всё есть, даже птичье молоко. Только берегись: оттуда не многие возвращаются.
— И пускай, — махнул рукой Жёлудь. — Всё равно я не могу идти.
— А что у тебя в этой ракушке? — Это чернила, их пить нельзя. — Ну, как знаешь, — ответил Подорожник. Жёлудь долго вертел в руках чернильницу, прежде чем решился отпить несколько капель. От перебродивших чернил из ягод калины только свело скулы и пить захотелось ещё сильнее.
Он кое-как поднялся с земли и, больше отдыхая, чем двигаясь, поплёлся к старой живой изгороди из шиповника. Ухватился за неё руками и сполз на землю. Из-за изгороди донёсся чей-то пронзительный голос:
— Не хочу, не буду есть! Я лучше умру! Дайте мне "ешь-не-хочу"!
Кто это говорит о еде? Жёлудь прислушался и, напрягая последние силы, ободрав лицо, высунул голову из-за живой изгороди.
Посреди большого старого сада стоял чудесный дворец, сложенный из разноцветных перламутровых ракушек и янтаря. Во дворе с шипением били несколько источников газированной воды, фонтаны всевозможных соков. Из распахнутых окон дворца долетали вкусные запахи, от которых Жёлудь только облизывался и едва успевал глотать слюну.
В это время из окна замка выпрыгнул какой-то шарик и во всю прыть помчался к уставленному яствами столу. За ним гнались взъерошенная сухая Шишка и толстый кривоногий Шишак. Оба на бегу умоляли:
— Шишик, сыночек, только чуточку, одну только ложечку!
— Хочу "ешь-не-хочу"! — вопил шарик, бегая вокруг стола.
Жёлудь присмотрелся и понял, что перед ним маленькая шишечка, которую родители называли Шишиком.
Вдруг Шишка остановилась, а Шишак продолжал гнаться, растопырив руки. Шишик не стал ждать, пока его поймают. Он вскочил на стол и стал отбиваться от преследователей пирожными, вареньем и прочими сладостями.