Приключения Жихаря
Шрифт:
– Так индюшек лечат: обмажут тестом, да в огонь!
– Доказательства где?
От этих наглых слов бабушка Армагеддоновна словно бы помолодела, выпрямилась и даже стала выше ростом.
– Доказательства вам? Вот они, доказательства!
С этими словами старуха села на лавку, разула костяную ногу и перевернула подшитый кожей валенок. Из валенка посыпались пучки сухих трав, лягушечья вилка, сушеная печень пьяницы, соленый огурец, заячья лапка, куриная слепота, волчьи ягоды, медвежьи ушки, змеиные яйца, мышиный
Из кучи колдовского мусора, возникшей на чистом полу, выпорхнула толстая ночная бабочка и сразу метнулась за печь, в темноту.
– Во–от! – торжествующе прогудела бабушка Армагеддоновна и потрясла в воздухе куском пергамента.
Жихарь взял пергамент и развернул. Поверхность его была зачернена углем и, видно, полита некой закрепляющей смесью, потому что уголь за годы пребывания в валенке не осыпался. Можно было различить какие–то знаки – в том числе и тот, что красовался на алой пеленке.
Богатырь для порядка повертел пергамент и отдал его жене.
– Я успела снять надпись до того, как эти старые мерзавцы пропили сопроводительное послание, – сказала Армагеддоновна. – Плашка, кстати сказать, была не золотая, расплавить ее невозможно… Она где–то до сих пор должна обретаться. У–у, идолы! – Она замахнулась на Кота и Дрозда сухоньким кулачком, и разбойники даже присели – впрочем, нашаривая брошенные поленья.
Тем временем княгиня и примкнувший к ней Колобок изучали надпись.
– Не может быть, – сказала наконец Карина. – Выходит, ты действительно наследный принц Криптонский?
– А то! – сказал Жихарь. – Оттого–то мне всю жизнь и мнилось, что я не от мира сего, но небесный посланник. Погодите ужо, вот прилетят батюшка с матушкой – запоют тогда все мои обидчики свиным голосом…
– Не прилетят, – вздохнул Колобок. – Там, где плыла в занебесном пространстве планета Криптон, ныне пустое место. Мироед заел твою планету вместе с обитателями…
Жихарь вспомнил, как случилось ему заглянуть в отверстую Мироедову пасть – там и в самом деле кружились проглоченные миры…
– Доберусь я в конце концов до Культяпого, – решил он вслух. – Хоть и говорит мудрый Лю, что нельзя его уничтожить, но брюхо–то вспороть можно…
И словно увидел перед собой сверкающее лезвие утраченной ваджры.
– Не грусти, милый, – сказала Карина. – Вздор это все – родословие, гербы и знаки…
– Вас, бабы, не поймешь, – сказал Жихарь. – То жить не могла без моего высокого происхождения, то тебе родословие – вздор…
Ляля и Доля тем временем собирали рассыпанное хозяйство Армагеддоновны обратно в валенок – и где в нем костяная нога–то помещалась?
– Слышь, Гвидоновна, – тихонько сказал Дрозд. – Ты на нас не обижайся: мы ведь и вправду полагали, что ты Жихарку слопать собралась…
– Молодые были, глупые, – поддакнул Кот.
– Да так с тех пор ума и не нажили, – сурово откликнулась Армагеддоновна.
– И ты молодая еще была, – льстиво напомнил Кот. – Краси–ивая…
– Ну–ну, – сказала старуха чуть менее сурово. – Чертовски была привлекательна. Как ведьме и полагается. Идите–ка вы в баню оба, да прихватите Жихаря – вы ведь с дороги… Только зачем вы, старые дураки, поленницу развалили?
– А мне в баню нельзя, – всхлипнул Колобок. – Я там раскисну, стану квашня квашней… Ляля! Доля! – завопил он. – Которая из вас меня догонит, той и доверю пошить мне малиновый кафтанчик!
Он соскочил с коленей княгини и запрыгал к двери, звеня золотой цепью и сверкая зубами из того же металла желтого цвета.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Кур для жарения нужно брать молодых; старых можно использовать для варки или приготовления рубленых котлет.
В этот день князь Многоборья остался не у дел.
Столенградские плотники сколачивали длинные столы и лавки для грядущего пира, вышивальщицы украшали свежевытканные холсты надлежащими узорами, молодежь обоего полу разучивала полагающиеся к торжеству песни и пляски, стряпухи прямо на улице готовили угощение в больших котлах, кабацкие служки выкатывали из подвалов поместительные дубовые бочки, а счетоводы во главе с Колобком тихонько щелкали костяшками и громко рыдали, подсчитывая затраты.
Симеон Живая Нога уже успел оповестить всех, кого Жихарь желал бы видеть на празднике, – никак не мог найти только Яр–Тура и Беломора.
Мальчишки, оседлавшие все крыши и деревья, высматривали прибывавших гостей, потому что многие из них добирались до многоборской столицы весьма чудесными способами.
Девчонки, предводительствуемые Лялей и Долей, развешивали на домах и заборах березовые ветви и разноцветные венки.
Молоденький домовой со своим дворовым пособником носились по терему и двору, всех торопили и понужали – не хотелось маленьким опозориться перед гостями.
Даже новорожденный сын князя, покуда безымянный, был занят самым важным делом: учился жить на белом свете, орать и яростно сучить ручками и ножками.
Отдыхала только княгиня Карина, и повивальные бабки, шнырявшие вокруг княжеской бани, тревожились, что спит она слишком долго.
Один Жихарь пребывал одновременно в радости, тревоге и безделье. Тревога не отпускала его уже много дней, радость прорезалась вместе с первым воплем младенца нынешней ночью, а безделье было вынужденным – кому бы богатырь ни подряжался пособить, все его вежливо отгоняли, приговаривая, что не княжеское это дело.