Приключения Златовласки в Венеции
Шрифт:
Дорис, вздохнув, пожаловалась:
— Только не у меня. Я раз двести могу на кого-нибудь смотреть, а моя зрительная память схватит только то, что захочет.
— У него, между прочим, тоже! — заметила Алена. — Ведь он же всех девочек должен был на мониторах видеть, а запомнил только Настю.
— Послушай, а когда гипноз прошел, врач ему рассказал обо всем?
— Да, только Игорь ничего не вспомнил, ни про мониторы у охранников, ни про нас, как мы там в бассейне бултыхались! Мне даже поначалу казалось, что он притворяется. Но врач разъяснил, что все это произошло на уровне подсознания. Мозг, как компьютер, занес в память, а отыскать может только специалист. Дилетант стук-стук по клавишам, а ответа нет. Наоборот, компьютер только вопросы
— Она его за муки полюбила… — с насмешкой продекламировала Алена.
— Да, такого есть за что полюбить, — возразила Дорис. — Сам прославился, Настю прославил.
— Из его славы шубу не сошьешь, — жестко прокомментировала Алена.
— Насте шубы не нужны. У нее все у самой есть! — заметила Дорис.
— Не у нее, а у ее мамы! — настаивала Алена.
— Ну что вы спорите. Между мной и Игорем ничего нет!
Девочки многозначительно переглянулись.
— Потом эта француженка… она на него так смотрит… — Настя поджала губы.
— Точно, — подтвердила Дорис, — и вся из себя, просто шарман, правда.
Алена развела руками.
— Но поверьте моему опыту: может, у них что-то и было, но теперь все. Видели, как этот Тенгиз около нее увивается? А они ведь друзья! Игорь же, вон, взгляни. — Алена махнула рукой в сторону окна, где продолжал стоять художник. — Он, хоть и гордый, виду не показывает, не знаю, что там касается образа на картине, но в живую Настю втюрился по уши. Это точно.
— Даже поправляться на глазах стал, — поддержала ее Дорис. — Ты бы помогла человеку. Темной ночкой бы к нему в постельку нырнула. Его бы «компьютер» тогда про бассейн вспомнил. Никакой врач не понадобился бы. Я тебе гарантирую, что удовольствия больше, чем нагишом в бассейне купаться. Но ты ведь не такая, тебе ведь надо только по любви.
— А что такое любовь? — презрительно улыбнувшись, вмешалась Алена.
— Любовь — это когда тебе так приятно, так хорошо! — мечтательно изрекла Дорис. — Чтобы хотелось обнять, прижаться и так вот стоять…
— Лежать, — с сарказмом уточнила Алена, — и лучше на шелковых простынях в огромной спальне, а вокруг тебя музыка, танцовщицы, слуги с подносами восточных сладостей и фруктов.
— В общем, «Тысяча и одна ночь», — провозгласила Настя.
Все трое дружно расхохотались.
— Добрый день, девочки! — Наталья с чашкой кофе в руке и эскизами под мышкой вышла к подружкам. На ней был темно-зеленый костюм из плотного шелка, который не только подходил к цвету глаз, но и придавал стройность располневшей фигуре: ровный жакет скрывал бедра, юбка, расширяясь книзу, чуть фалдила. — Что это вы так веселитесь? — Она подсела рядом с Аленой к круглому соломенному столику и разложила на нем рисунки. — Не возражаете, если я к вам присоединюсь? Хочу немного передохнуть, воздухом подышать. День сегодня очень тяжелый, много приезжало клиентов. Я тут новый эскиз к лифу платья набросала. Хотите взглянуть?
— А платье из чего? — полюбопытствовала Дорис, вглядываясь в рисунки.
— Из прозрачного черного шифона.
— Да, сейчас модно прозрачные и без лифчиков, — подхватила Дорис.
— Можно и без лифчиков, как раз для этого плотные кружева на груди. Знаете, я придерживаюсь принципа кутюрье Бернара Перри.
— Он ведущий кутюрье Дома Жана Луиса Шеррера, — с большим почтением прокомментировала Дорис.
— Это он костюмы к телесериалу «Династия» делал? — воскликнула Настя.
Наталья кивнула.
— Его философия проста: главное, чтобы женщина выглядела ухоженно, элегантно и украшала собою жизнь.
— Каждому хочется украшать собою жизнь, — вырвалось у Насти, — но… — она хотела что-то добавить, однако остановилась.
Наталья виновато посмотрела на дочь. Все это время они избегали друг друга. После напряженных отношений ей хотелось как-то оправдаться и загладить свою вину в том, что она не поверила Насте. История с картиной, кажется, благополучно закончилась. Журналистам не удалось напасть на след Насти. За это дочь должна была пожертвовать своей свободой: не попадаться на глаза прессе и вообще не вылезать на центральные улицы, чтобы случайно не попасть в объектив камеры. Она пребывала в четырех стенах, что очень импонировало больному, как казалось Наталье, но только не ей. Где-то в глубине души, не забывая истории своего замужества, мать оберегала дочь от повторения своей судьбы. И, если уж быть до конца откровенной, Наталья считала, что для Насти нужно что-то особое, необыкновенное. А что — Наталья не знала сама.
14
Вернувшись с экскурсии из Вероны, где подруги провели целый день, Настя заглянула в гостевую спальню. Обычно Игорь лежал там в постели или, осторожно передвигаясь, бродил по комнате. Сегодня его кровать оказалась аккуратно застеленой, и спальня пустовала. Почему-то именно с ним Насте хотелось поделиться впечатлением о городе, ставшем местом паломников-влюбленных.
Оправившись немного от болезни, Игорь никогда больше не возвращался к разговору о своем отношении к Насте. Он чувствовал себя неловко в их доме, переживая, что доставил всем столько хлопот. Но Наталья сама предложила ему остаться до полного выздоровления. Художник поправлялся медленно, и врач повторял, что нужно как можно больше общаться с ним. Поэтому девочки часто заглядывали к Игорю — поболтать, рассказать о впечатлениях после прогулок по Венеции. Иногда они вели с ним пространные беседы о жизни, искусстве и даже пробовали спорить о проблемах любви. Но это были общие разговоры, никто не касался как бы запретной темы его сна, картины, его безмолвной любви к живой Зластовласке, которую он боготворил.
Чуткая и тонкая от природы, Настя чувствовала это, купаясь в лучах обожания, нежности и любви. Не сверстника, а опытного мужчины, старше себя на десять лет. Постепенно привыкнув к Игорю, она по-детски заигрывала с ним, баловалась, поддразнивая и испытывая его сдержанность. Ей льстило то, что она имеет власть над таким взрослым и теперь известным человеком. Дорис то и дело намекала, что, будь она на ее месте, больной давно бы поправился. Умудренная опытом замужества, Алена, многозначительно покачивая головой, объясняла подругам, что Игорь — не тот случай. Девушек «на минутку» у него полно. Все гораздо серьезнее, чем легкомысленно предполагает Дорис. А Настя с замиранием сердца ждала, что когда-нибудь художник объяснится ей в любви.
Она уговорила подружек съездить в Верону и посетить гробницу Джульетты. Город, который Шекспир избрал местом трагедии Ромео и Джульетты, с древними памятниками и зелеными пейзажами создавал необыкновенную гармонию величия старины и природы. Саркофаг во дворе монастыря капуцинов [2] , где, по преданию, были вместе похоронены Ромео и Джульетта, всю обратную дорогу стоял перед глазами впечатлительной Насти. Ей срочно хотелось обсудить это с Игорем: как вражда между семьями Капулетти и Монтекки могла заставить молодых влюбленных покончить с собой?
2
Капуцины — члены католического монашеского ордена, основанного в 1525 г. в Италии.
«Смерть предпочли расставанию! Правду ли написал Шекспир? — сомневалась Настя. — Но в то же время толпы людей, приезжавших в Верону, и маленькая почта, не вмещающая письма, которые все пишут и пишут Джульетте со всего мира туда… в загробную жизнь…», — размышляла Настя под разговоры подружек и мелькание итальянских пейзажей за окнами автомобиля.
— Игорь, — позвала девушка, заглядывая во все комнаты. — Я привезла горстку земли из Вероны.
«Эти одержимые скоро земной шарик насквозь прокопают», — ворчала Алена, увидев, как Настя бережно заворачивала в пакет ценный сувенир.