Прикоснись ко тьме
Шрифт:
Сделав над собой усилие, я заставила себя отвести взгляд от Томаса и вновь принялась разглядывать зал. Массивный резной стол из красного дерева, ряд стульев вдоль дальней стены – вот и вся обстановка. Стол весом не менее тонны стоял на платформе из черного мрамора, к которой вели несколько сверкающих ступенек. Это позволяло членам Сената возвышаться над жалкими просителями или – как в моем случае – пленниками. Зал – или подземелье, поскольку, как выяснилось позднее, мы находились глубоко под землей, – был вырублен из красного песчаника, на его стенах плясали отблески свечей, вставленных в огромные черные железные подсвечники. Вид помещения несколько портило зеркало, расположенное слева от стола, поскольку в нем отражалась безобразная физиономия Тони. Остальное убранство составляли яркие знамена и щиты с гербами, расположенные
– Я требую компенсации! – уже, наверное, в пятый раз выкрикнул Тони. Он принадлежал к тому типу просителей, которые тупо гнут свою линию, твердя одно и то же, пока не получат желаемое. Это у него от недостатка практики – все члены его «семьи» умеют лишь клянчить и пресмыкаться, что с течением времени приводит уже к полному отупению. – Я взял ее в свой дом, растил, холил, лелеял, как родное дитя, а она меня обманула! Я имею полное право требовать ее сердце!
Я могла бы сказать ему, что, поскольку я не вампир, меня вовсе не обязательно пронзать колом, ха-ха, однако вместо этого предпочла сосредоточиться на более важных вещах. Конечно, я не строила иллюзий по поводу Сената, которому было глубоко плевать на дела Тони, но и упускать шанс, чтобы поиздеваться над этой жирной скотиной, я не собиралась.
– Ты убил моих родителей и присвоил мой дар. Ты говорил, что мои видения помогают тебе избегать неприятностей и предупреждать о них твоих компаньонов, и в то же время делал все, чтобы извлечь из них выгоду – для себя, разумеется. Значит, ты на меня потратился? Дай только мне до тебя добраться, и я оторву тебе башку.
Я сказала это спокойно, как само собой разумеющееся; прикончить Тони было моей давней мечтой, которая вряд ли могла осуществиться.
На мой выпад Тони не отреагировал, чего следовало ожидать. Люди угрожают ему уже несколько столетий, а он живет себе и здравствует. Как-то раз он сказал мне, что бессмертие – самый красноречивый ответ врагам; думаю, так оно и есть.
– У нее нет доказательств! Почему я должен выслушивать оскорбления?
– Я это видела!
Я повернулась к председателю Сената, официально именуемому консулом, чтобы изложить суть дела, но она была занята тем, что ласкала кобру, которая вполне могла дважды обвиться вокруг моего туловища; при виде змеи я замолчала. Кобра выглядела совсем ручной, и все же я не сводила с нее глаз. Вампиры часто забывают, что то, что для них пустяк – скажем, смертельный укус змеи, – для смертного может закончиться весьма печально. Те из нас, кому посчастливилось выжить, знают, как важно быть внимательным.
– Эта женщина бредит, – попытался возразить Тони, всплескивая своими пухлыми ручками. – Она всегда отличалась крайней нервозностью.
– В таком случае почему ты верил ее предсказаниям?
Вкрадчивый голос консула был таким осязаемым, что мне показалось, будто он коснулся моей кожи. Я поежилась от силы ее энергии, тихо радуясь, что она направлена не на меня. Во всяком случае, пока. В наше время консул уже не носит белое одеяние и золотой венец, да и зачем? Чтобы лишний раз продемонстрировать свою силу? Впрочем, на этого консула стоило посмотреть: ее одеяние состояло из клубка извивающихся змей, которые так плотно обвивали ее тело, что его было почти не видно. Пламя свечей отражалось в их блестящей чешуе, и тогда казалось, что тело консула покрывают сверкающие каменья: оникс, яшма, изумруд, среди которых вспыхивали рубиновые огоньки – глаза змей. И все же не змеи притягивали к консулу взгляд, а ее властный голос и острый ум, светившийся в темных глазах; это была настоящая королева. Я не знала, кто она, здесь никого никому не представляли, однако Раф прошептал мне на ухо ее имя, когда меня подводили к столу, за которым восседал Сенат. Увидев мое изумление, он озорно улыбнулся, блеснув белыми зубами.
– Как видишь, ее укусила вовсе не змея, mia stella.
– Я и не думал верить ее предсказаниям, – не моргнув глазом, соврал Тони. – Слушал их просто так, на всякий случай.
Раф крепко сжал мою руку, и я закусила губу. Если сейчас мы с Тони затеем перепалку, это произведет неприятное впечатление на консула, но мне было трудно сдерживаться. Не знаю, сколько денег заработала на мне эта жаба, но, судя по всему, немало. Я точно знала, что
Такое, конечно, случалось не каждый день, но и не было особой редкостью.
И все же не его страсть к деньгам отвратила меня окончательно. И даже не ужасная правда о смерти моих родителей. Я взорвалась после того, как Тони спокойно позволил выгореть целому городскому кварталу, потому что хотел купить эту землю по дешевке. Я предупреждала его о несчастье за неделю, просила, умоляла позвонить и сообщить о будущем пожаре, но он, конечно, никуда не позвонил. С ужасом глядя на газетные фотографии обугленных детских тел, я наконец прозрела окончательно. А небольшая проверка лишь подтвердила мои давние подозрения. Тони пользовался моим даром, чтобы обтяпывать свои грязные делишки – планировать убийства, теракты, обрабатывать нужных политиков, чтобы без помех провозить под носом у властей наркотики и оружие. И это была лишь малая толика того, что я о нем знала. В тот день, когда я окончательно решила от него уйти, я поклялась, что заставлю его заплатить сполна. И заставила, да только, видимо, недостаточно.
– Что ж, тогда невелика потеря. Ты получишь компенсацию.
– Консул, я нижайше прошу об одном: чтобы мне ее вернули. Я ее законный хозяин, и, полагаю, вы со мной согласитесь.
– Нет. – Темные глаза на миг задержались на моем лице, и тут я поняла, что чувствует кролик, когда в небе над ним зависает ястреб. – У нас на нее свои планы.
Тони принялся горячо протестовать, а я вдруг заметила, что Альфонс не делает никаких попыток помочь своему хозяину. И тогда я впервые подумала о том, что Альфонс вовсе не такой тупица, каким кажется. Если Тони проиграет спор и понесет наказание – то есть будет навечно заключен в могилу, – власть может перейти к Альфонсу, а это мне на руку. Мы с ним не были друзьями, но, насколько я знала, лично ему моя смерть была не нужна и действовал он лишь по приказу Тони. Я усмехнулась – давай, Тони, говори. К сожалению, в это время один из вампиров-стражников, стоявших по обе стороны кресла консула, развернул зеркало, и Тони замолчал. Жаль; мне это уже начинало нравиться.
Раф вновь сдавил мне руку, что означало: сделай бесстрастное лицо. Во-первых, потому что перед судом – а это был самый настоящий суд – не следовало выказывать страх или слабость и, во-вторых, потому что было бы крайне неразумно демонстрировать свою заинтересованность в происходящем, поскольку кто-нибудь воспринял бы твою деструкцию как вызов, а это уже плохо. Я быстренько сделала лицо опытного игрока в покер – прожив много лет у Тони, я этому научилась. Впрочем, больших усилий мне на это не потребовалось: когда я повернулась к Сенату, от моей недолгой радости не осталось и следа. Все пристально смотрели на меня, и выдержать этот взгляд оказалось гораздо труднее, чем внимание членов клана Тони. Когда его последний телепат был обращен и потерял свой дар, Тони велел мне занимать его место, особенно на тех встречах, куда приходили члены кланов-конкурентов. Не знаю, зачем ему это было нужно. Я не умею читать чужие мысли, да и мои видения часто оказываются довольно туманными. Я сто раз говорила Тони, что не умею включать свой дар, как телевизор, а когда он приходит, не могу переключать каналы. Тони не стал меня слушать; наверное, ему просто нравилось, когда подле него, словно послушный пес, сидела его личная ясновидящая. В общем, насмотревшись сцен смертельного ужаса, я думала, что меня уже ничто не испугает. Как видно, я ошиблась.
Помимо стула для консула, за столом было еще двенадцать мест. Более половины из них пустовали, но на те, что были заняты, стоило взглянуть, честное слово. Ближе ко мне сидела темноволосая женщина в длинном бархатном платье. На голове у нее красовалась маленькая шапочка, украшенная жемчужинами величиной с мой ноготь, юбка была расшита золотыми нитями. Ее нежная кожа прямо-таки светилась изнутри, но была очень бледной, словно не видела солнца сотни лет; ее портило лишь одно – ужасный рваный шрам на шее, который не могла скрыть даже шелковая лента. Видимо, кто-то пытался покончить с этой красавицей, но не знал, что вампира можно убить, лишь пронзив его сердце, а если оно осталось целым, то раны вскоре затянутся. Представив себе, сколько усилий понадобилось красавице, чтобы залечить страшную рану, я поморщилась.