Прикосновение
Шрифт:
— Теперь хочу послушать голос твоей совести, — сказала она.
Горечь в ее словах прозвучала с такой силой, что он невольно отвел взгляд. Но она заставила повернуться к ней. И опять его поразило, что эти едва узнаваемые черты лица вдруг мгновенно стали близкими и родными благодаря этому трогательному, до боли знакомому жесту, и явно вспомнились прогулки по лесу, долгие счастливые часы, проведенные вместе.
— Скрываться ты и много лет тому назад умел. Но в мирной-то жизни — какую операцию провел! — сказала она с болью.
«Зря ты так, зря, Катя!» — мысленно возразил он.
— Я ждала тебя, — заявила она. — Ждала, — твердо повторила она так, будто, кроме этого, ничего не надо было ему объяснять. — А ты? Вспоминал
Вспоминал ли он Екатерину? И она еще сомневается! Да, вспоминал. Вспоминал постоянно, быстро убедившись, что разлука, тяжкие испытания сделали ее образ еще более близким, желанным. Она и только она была тем человеком, которому он мог бы раскрыться и поведать все без утайки. И он, возвратившись с Севера в Осетию, собирался искать Катю и немедленно приступил бы к делу, если бы не одно внезапно пришедшее к нему соображение. Руслан посмотрел на себя как бы ее глазами и увидел, что у него нет ни денег, ни солидной профессии, ни нормальной квартиры. И это испугало Руслана.
Руслан понял, что не в состоянии предложить ей ехать жить в свою каморку. К тому же сможет ли он видеть кого-либо из отряда без боли, которую ощущал всякий раз, когда вспоминал Юру? Руслан навел справки о Крючкове и дважды приезжал в Саратов, где тот тогда жил, приближался к его дому и даже дважды видел его самого, но так и не осмелился подойти к нему. Для боевых друзей он, Руслан, умер. Так решил Руслан и не стал сообщать о себе ни Кате, ни кому-либо другому из отряда…
Годы летят. Только в природе все остается так, будто она неподвластна времени. В окно Руслана все-таки заглядывает корявая ветка вишни, которая как и тогда, в дни его молодости, дарила ему свои плоды. И калитка скрипит по-прежнему, хотя ее уже не раз меняли. Но скрип, скрип прежний. И комната, где Руслан обитает, та самая, в которую когда-то его ввел дядя Урузмаг. Правда, вторая, посреди которой в тот день валялась кучка барахла, уже не принадлежит Руслану. После завершения войны, не дождавшись весточки от племянника, Урузмаг решил, что Руслан пропал без вести, и пробил туда дверь из своей квартиры, так что комнаты стали смежными. Неведомо ему было, что племянник жив, и живет где-то на Севере, и не подает весточку о себе ни родным, ни друзьям потому, что мечтает о том, чтобы о нем все забыли.
Он тогда, впервые всерьез засомневавшись, прав ли он был, решив не давать знать о себе ни в Осетию, ни друзьям по партизанскому отряду, затосковал и видел горы во сне и наяву. И вот спустя много лет он вновь оказался в Осетии.
Урузмаг был настолько потрясен воскресением племянника, что весь день приезда Руслана каждую фразу начинал с извинения за то, что занял его квартиру. Он тут же освободил одну из комнат и самолично выволок из нее кровати сыновей и всерьез собирался возвратить и ту, в которой была пробита дверь. Он даже решительно произнес: «Завтра вынесем вещи, и ты, дорогой Руслан, пользуйся и второй комнатой». Но шли дни, а дверь, соединяющая комнаты Руслана, по-прежнему была заколочена. Молчал Урузмаг о ней, молчал и Руслан. Будто так и полагалась ему одна комната. А спустя полгода Руслан, придя домой, с удивлением увидел, что дверь, ведущая из комнаты, где он обитал, в захваченную Урузмагом, оштукатурена и побелена. И опять Руслан смолчал. Пятерым членам семьи Урузмага было нелегко разместиться в своих двух комнатушках. К тому же Измаил, за полгода до возвращения Руслана женившийся, вот-вот должен был стать отцом. Так что Руслан не сказал ни слова, хотя сильно оскорбила наглость, с которой Урузмаг, не говоря ни слова, отхватил не принадлежавшую ему жилплощадь. Есть такие люди, что рассчитывают на чужую деликатность и не стесняются попытаться урвать лишний кусок. Но Руслану было не жаль — живите в трех комнатах, он не против. Ему и эта нужна в году два-три месяца, не больше. Руслан иначе смотрит на все эти ценности: квартиру, мебель, машины, дачи…
К счастью для Руслана,
— В горы тебе надо, парень… Горы вылечивают…
В горы? Совет старика запал ему в душу. Утром он проснулся с этой мыслью: в горы! Поскорее в горы! Горы! Как ему самому не пришло в голову, что только в горах, только там, в дикой природе, он сможет найти утешение? И Руслан на удивление соседям, родственникам, друзьям и девицам отправился в Ногунал проситься в чабаны!..
Тотырбек, услышав о просьбе Руслана, подумал о том, что как ни складывайся судьба у человека, как ни носи его судьба по земле, а связь ъ родным местом у человека постоянная. Нерасторжима она. Казалось бы, Умар и его сыновья навеки распрощались с ущельем, а вот возвращается сюда Руслан и просит его, Тотырбека, определить на работу. И кем? Чабаном! И где?
В том самом ущелье, где притаился их аул Хохкау! Председателя колхоза порой так и подмывало задать Руслану вопрос: «Не для того ли ты воспользовался моим советом, чтоб постоянно торчать передо мной?»
— Ты будешь чабанить в самой дальней отаре, — насупив брови, сказал Тотырбек. — И тебе не удастся навещать Ногунал чаще, чем раз в три месяца.
— Вот и хорошо! — искренне обрадовался Руслан, мечтавший поскорее углубиться в горы.
Уход в природу был верным шагом. Там, в горах, все кажется простым и понятным. Горы, земля, река, воздух — все взывает к одному: ЖИВИ! Это то истинно ценное, что есть на земле; цени жизнь, делай то, что необходимо, чтобы жизнь продолжалась.
Руслан стал суровым и молчаливым. Тело его огрубело, он не боялся попасть под дождь, мог за день сделать два-три десятка километров. Он проще смотрел и на жизнь, и на смерть.
Размеренная, заполненная с утра до ночи заботами чабанская жизнь постепенно вылечивала Руслана. Он все чаще смотрел на голубое небо, любовался облаками, горами. По утрам Руслан просыпался от щебета птиц и, ежась от утренней прохлады, подолгу вслушивался в их веселый гомон. При одном из посещений отары Тотырбек заметил перемены.
— Пора тебе, племянник, подумать, как дальше жить, — сказал он. — Не вечно же тебе бегать за отарой. Дед твой чабанил, отец чабанил, неужто другого занятия не найти?
— Кому-то и с отарой ходить надо, — пробормотал Руслан.
Тотырбек испытующе посмотрел на племянника:
— Пора тебе определиться. Если собираешься избрать этот путь, то берись основательно, без оглядки; семью заводи…
В самом деле, Руслан вскоре стал тяготиться неопределенностью своего будущего. Он все чаще подумывал о возвращении в город. Но Руслан чувствовал, что не сможет больше жить мелкими заботами и страстями, в окружении приятелей и подруг, с их вечными разговорами о том, как веселее провести вечер.
Отсюда, с высоты гор, где каждый день — тяжкий и обязательный труд, его прежняя городская жизнь виделась ему в истинном свете.
Будни чабанов, как никакое другое занятие, подходят любителям чтения. Только бы по пути чаще встречались библиотеки, где можно набрать новых книг. Тотырбек эту заботу взял на себя. Собираясь к чабанам, он специально для Руслана брал в газик с десяток книг. А однажды привез ему… учебники.
— Пора и тебе подумать о техникуме, — сказал он. — Из тебя выйдет хороший зоотехник.
Учебники в бездействии пролежали не один месяц в подсумке, путешествуя по горам. Тотырбек не раз при своих наездах спрашивал Руслана:
— Не пора ли заменить учебники?
— Нет еще, — нехотя отвечал Руслан.
Как-то Тотырбек задержал доставку книг, и у Руслана день прошел без чтения, второй, а на третий руки сами потянулись к подсумку. И потом уже многие месяцы Руслан чередовал чтение романов с изучением учебников. Дзамболат при каждом появлении Руслана в Хохкау окидывал внука испытующим взглядом, и тот понимал, что рано или поздно, но дед спросит у него, что же надумал внук.