Прикосновение
Шрифт:
Я снова засмеялась и покачала головой. Он винил меня! — Точно. Ты мог бы. Почему ты не вернёшься к своей жене и идеальной семье? Там ты сможешь снова убедить себе в том, что хороший отец, когда будешь подписывать очередной чек, чтобы выплатить алименты.
Чтобы больше его не видеть, я закрыла глаза, так же, как сделала это с Анной. Было слишком много впечатлений. Появление моего отца, моя мать и Дин, мои непредсказуемые способности… и мучающий страх перед тем, как Дин отомстит.
Тогда мой отец произнес: — Я забираю тебя. Теперь ты будешь жить со мной.
* * *
Спустя
Тающий снег смешался с песком и грязью, так что образовались лужи из водянистого месива. Камни и разбитые ракушки были разбросаны по всему берегу, и я прокладывала себе путь к обветренной каменной глыбе, на которой и устроилась, разглядывая одинокую парусную лодку, плывущую по волнам.
При виде леса с его голыми стволами, которые дрожали без своей осенней одежды, синей воды в гавани и огромного утреннего неба мой гнев испарился. У моего отца проснулась совесть.
Анна плакала, когда Бен сказал ей, что заберет меня, к черту соглашение по праву опеки. Меня он не спросил, показывая этим самым свой авторитет, пока я не оказалась в самолете летящем куда бы там ни было в сторону Мена.
Никого не интересовало то, чего хотела я. Мои мысли уже долгое время были заняты только одним, как мне пережить Дина, и потому не была уверена в том, какой бы дала ответ. Было три возможности: я могла сдаться и дать Дину победить; убедить его в том, что ничего не стою. Или я могла бы убежать и попытаться выжить, заботясь о себе самой.
С моими сбережениями я смогла бы продержаться неделю на свободе в дешевом отеле, но на этом бы всё и закончилось. Последняя возможность состояла в том, чтобы принять помощь моего отца. Возможно Бен подпишет справку о моём совершеннолетии.
Если я останусь здесь, мне нужно быть осторожной, чтобы никто не узнал о моих отстойных способностях. Значит придётся оставить свои раны в покое, в противном случае другим броситься в глаза, если мои кровоподтёки не с того не с сего исчезнут.
Тем не менее, я должна была знать, работали ли снова мои силы самоисцеления. Толпы людей могли быть смертельны, если незнакомцы рядом со мной чем-то страдали, что я не могла вылечить. Порой их боль поражала меня, как бы я не концентрировалась на том, чтобы блокировать их.
Чтобы моя тайна не открылась, я попробовала сделать это с ранением, незаметным внешне: с одним из моих сломанных ребер. Как уже много раз прежде, перед моим взглядом появилось сломанное ребро и я представила себе, как оно излечилось. Когда кость срасталось, я почувствовала в боку острую боль, и ахнула.
Но потом боль отступила, и я смогла снова дышать. С облегчением, я подставила лицо солнцу. И тут щелкнула фотокамера.
В нескольких метрах от меня стоял парень приблизительно моего возраста и держал в руках профессиональную, одну из тех, что со всеми прибамбасами, камеру. Когда я внимательней присмотрелась к нему, мое сердце екнуло.
Сногсшибательный. Если бы мне прошлось описать его одним словом, я бы выбрала его. Он был высокий и стройный, и казался самоуверенным и довольным собой. Он был выше меня,
Острые углы отмечали его загорелое лицо. Полные чувственные губы и выдающийся, с легкой щетиной подбородок, дополняли картину, которая была изуродовано только приблизительно пяти сантиметровым шрамом, идущим прямо через бровь до верхней части скулы.
А его глаза. Я задержала дыхание. Даже из далека их темно-зеленый цвет напомнил мне о лесах вокруг лодочной гавани. Их сосредоточенное выражение говорило об удивлении, как будто он не ожидал увидеть никакого общества на пляже. Слишком знакомое мне покорное судьбе одиночество окружало его, и пробудило во мне неожиданное чувство, родственных душ.
Он поднял одну из густых бровей, и я заметила, что отвечаю на его взгляд уже довольно долгое время.
Ужасно смущаясь, я снова повернулась в сторону гавани. Глупая Реми. Вероятно, он фотографировал ландшафт. Я задавалась вопросом, заговорит ли он со мной? Может быть он скажет: «Мы знакомы?». Но это не будет глупым заигрыванием. Такой неловкой и по детски худой, какой я была, я не соответствовала тому типу девчонок, которые нравились ребятам. Я из тех, кто вот уже два года посещает старшую школу, не сделав не одного завоевания.
Это всё равно не имело значения. Он большими шагами приближался к воде. Когда же достиг ее, отвернулся от залива, как будто обдумывал сфотографировать лес и небо за моей спиной.
Я осторожно взглянула на него, однако быстро снова отвернулась, когда заметила, что он уставился на меня в ответ. Мое сердце замерло, пока мне не стало ясно значение его приподнятой брови. Это из-за синяков!
Этим утром зеркало показало мне синяк под глазом и ужасную цепь из сине-лиловых синяков вокруг шеи, которые выявляли отпечатки пяти пальцев. Это мое разбитое лицо пробудило интерес в незнакомце. Я почувствовала себя идиоткой и упрямо ответила на его взгляд.
Он даже не пытался скрыть, что наблюдает именно за мной. Он взял камеру в руки, а его взгляд блуждал по моему лицу и растрепанным волосам, после чего я сделала вид, будто полностью углубилась в панораму.
Вскоре небольшой город ожил, стало слышно машины, суматоху людей, и странная интимность лежащего в стороне пляжа, ослабела. Должно быть в лодочной гавани открылся ресторан.
Из-за запаха кофе и жирной пищи из закусочной я чуть не потеряла сознание. Последний раз я съела кое-что вчера на борту самолета — упаковку земляных орехов. Я поднялась. Мои суставы оцепенели на холодном воздухе и мне было больно стоять. Надо возвращаться.
Еще раз щелкнула камера, и когда я повернулась, то увидела, что тип держал её, направив на меня. Он фотографировал в быстрой последовательности — и объектом была я. Не личностью, а объектом, который нужно изучить и зафиксировать на камеру. Может он думал, что я почувствую себя польщенной. Но я чувствовала себя так, будто мне причинили насилие.
Спонтанно, я направилась к парню, а в это время он продолжал фотографировать. Он может и был крупнее и сильнее меня, но мой гнев на него компенсировал разницу. Когда я была всего лишь на расстоянии вытянутой руки от него, я хотела схватить камеру. Удивленно смеясь, он уклонился.