Приманка для демона
Шрифт:
— Ты меня с Анжелой перепутал!
— Нет, ну вас нельзя ни на минуту оставить одних, — пробормотала я и пошла мирить своих мужчин.
Глава 34. Анжелика
— Я думаю, ты должна это увидеть, — сказал Герман и поставил на комод в прихожей сумку, набитую чем-то. Я подбежала его поцеловать, и он стиснул меня в объятьях.
— Что там?
Герман выпустил меня из кольца рук, тяжело вздыхая. Похоже, ему не сильно хотелось мне это показывать. Боялся моей реакции? Или почему?
Рен вышел в прихожую в одних трусах и пожал другу руку.
— Мы уже заждались. Не хотелось начинать без тебя.
—
Поэтому Рен заявился домой вообще без одежды, чтобы лишний раз не пугать меня?
Я вздохнула. Главное, живые. И рядом со мной каждый вечер и ночь. Днем я училась в местной школе управлять даром и мечом, а в выходные ходила гулять с Афиной.
На дар я согласилась после того, как демон привел убедительный аргумент — оказывается, у ресемитора и у девушки без дара не может быть детей. Тогда я согласилась, и оказалось, что ничего нет страшного в том, чтобы носить в себе нечто дикое. Главное, уметь им управлять, тогда оно приносит только пользу.
— Если я буду передвигаться, как люди, то забуду, как путешествовать по теням, — пожал плечами Рен. — Что в сумке? Ты заезжал в магазин?
У демона оказался волчий аппетит. Как только в него все помещалось? Иногда мне казалось, он может съесть слона. Он пристрастился ходить вместе с Германом в спортзал и теперь стал еще мускулистее.
— Это для Анжелы. — Герман снял обувь и поднял сумку. — Оставишь нас наедине?
— Только ненадолго.
Наедине? Все так серьезно? Тревога раненой птичкой забилась у меня в груди. Слишком у Германа отрешенный вид — словно тогда, когда он еще скрывал свои чувства.
Рен скрылся за дверью кухни, и мы прошли в гостиную. Я с ногами забралась на диван, кутаясь в плед — стало прохладно, особенно от холода, который веял от Германа.
Он поставил сумку на журнальный столик, дернул молнию и достал изнутри толстые тетради.
— Что это? Твои конспекты?
— Это твои записи, — севшим голосом ответил Герман. — Твои воспоминания. Но прежде чем ты их прочтешь, я хочу извиниться за то, что солгал.
Я смотрела на тетради, словно на ядовитых пауков. Нет, не хочу возвращаться к прошлой жизни. Я больше не Мари. Честно говоря, я даже до сих пор не решилась поехать навестить маму и сестру, хотя Герман передавал мне от них просьбы увидеться.
— Ты не работала в эскорте и не продавала свое тело. — Он сел на диван напротив, сжимая в руках тетради, и смотрел на них. — Я тогда сильно разозлился на тебя, потому что ты меня обвиняла во всем, и ляпнул, чтобы встряхнуть… В общем, на самом деле ты зарабатывала деньги на лечение не совсем законным способом. Ты работала в подпольном казино, прикидывалась клиенткой и подпаивала мужчин, которые играли, чтобы они больше выкладывали денег. Если не веришь, можешь сама прочесть. — Он протянул мне тетради, но я оставила руки под пледом, не желая их брать. — Когда я готовил сценарий твоей новой жизни, мы много времени сидели в этой гостиной, на диванах, друг напротив друга. Я задавал тебе много вопросов, чтобы мой сценарий вышел
Герман отбросил со столика сумку и поставил стопку ближе ко мне.
— Я собирался эти тетради сжечь. Но рука так и не поднялась. Ты много трудилась, писала днями напролет. Для тебя было важно оставить себе будущей что-то. Прочти их.
Я не протянула руки, чтобы их забрать. Передо мной словно выросла стена, и я не хотела ее рушить. Мне хорошо в новой жизни, с новыми друзьями, с Германом и Реном. И я не хочу заглядывать туда, где было много боли и безысходности. Подозрения, что отец хочет убить мать. Родные в больнице, отсутствие денег, грязная работа в казино, на которую мне пришлось устроиться.
Да, с моей души упал камень, когда Герман признался, что не было никакого эскорта. Но и то, чем я занималась, было явно противно и могло закончиться для меня очень плохо.
Герман положил тетради рядом со мной на диван и, развернулся, чтобы уйти, но я быстро выпуталась из пледа и поймала его за руку.
— Останься, пожалуйста. Ты нужен мне.
Он застыл ненадолго, и я уже испугалась, что он все-таки уйдет, бросив меня наедине с водоворотом сомнений и гнетущих мыслей. Но Герман пару секунд спустя опустился на диван — между нами возвышалась стопка тетрадей.
— Ты часто улыбалась, когда писала, — сказал он, проведя пальцами по обложке с цветочками. — Думаю, я еще тогда влюбился в твою улыбку. Наверно, я в записях буду показан не в лучшем свете… Потому что кроме всего прочего ты меня пригласила на свидание, и я отказался.
— Да? Вот это я смелая была… — Я выдернула верхнюю тетрадь из-под пальцев Германа. Раз он говорит, что я улыбалась, то, может, там нет тяжести прожитых лет. Может, там только хорошее? — Ты ведь их читал?
Герман проигнорировал вопрос, кивком головы указал на тетрадь в моих руках. Мол, давай читай, не тяни. И я открыла первую страницу.
Мой почерк… Местами неровный, размашистый. Меня пробрало дрожью, когда я начала вчитываться в слова. Неужели это про меня?
Мари писала про счастливое детство, про сестренку, с которой они не разлей вода. Она моложе меня всего на два года, и мама всегда старалась никого из нас не выделять, дарила нам любовь и заботу.
Про отца ничего нет. Он не фигурировал в забавных историях из детства, не встречался в рассказах об отдыхе на море и будто не появлялся на днях рождениях.
Слезы скатились с глаз, я захлопнула тетрадь и принялась тащить нижнюю из стопки. Она вся развалилась бы, не придержи Герман ее вовремя.
И я бы сама развалилась, расклеилась, не будь Герман рядом.
Мари из-за мести вычеркнула отца из памяти? Я открыла тетрадь: она писала про одногруппниц с экономического, с которыми дружила и после выпускного, про то, что так и не устроилась на первую работу, только разослала резюме, когда мама и сестра попали в больницу. Ее приятель предложил поработать в казино, но о самой работе никаких подробностей.
Наконец почерк стал более резким. Мари подслушала, как мать умоляла отца дать ей развод, она устала от частых измен, дочки уже взрослые, скоро покинут дом и она не хочет с ним жить. Отец заявил, что никакого развода не будет.