Приманка для хищника
Шрифт:
Он по-прежнему хранил молчание, просто вылез из машины, жестом предложив мне последовать за ним, открыл входную дверь, и мы прошли на кухню.
— Выпьешь кофе или чего-нибудь покрепче? Он разговаривал со мной так, словно я пришла к нему в гости, а не рыскала вокруг дома с листьями в волосах и в измазанной землей куртке.
Я не ответила. Он открыл холодильник, достал бутылку вина, потом извлек пару бокалов из шкафчика и пригласил меня пройти в гостиную, по дороге извиняясь за декор.
—
— Все не так уж плохо, — выдавила я наконец.
— Ты еще не была наверху — Он скорчил рожу. — В ванной водяные нимфы, а в спальне такое. что ты не поверишь.
— Зеркальный потолок, — кивнула я, не подумав.
— Откуда ты знаешь?
— Э-э-э… просто догадалась. — Я мысленно надавала себе пощечин за такую неосторожность. — Бархатные обои и водяные нимфы всегда идут в комплекте с зеркальным потолком.
Вот и разгадка странного сочетания плохого и хорошего вкуса. Его личные вещи просто поместили в чужой антураж. Он пригласил меня сесть, сбросил ботинки, сел напротив и принялся откупоривать бутылку.
— Я купил этот дом у того же парня, который продал мне «Дейзи». Он продал все и уехал в Таиланд, чтобы провести там остаток жизни в вечной неге. Судя по всему, в семидесятые он зажигал вовсю. Жаль, ты не видела дом со всеми его вещами — это было похоже на путешествие во времени. Думаю, он вспоминал о днях бурной молодости, когда декорировал дом. Вижу, как сейчас: диван с обивкой под леопарда и подушками под зебру, в углу булькает водяная лампа. Бездна вкуса.
Он налил вино в гигантские бокалы и протянул мне один, наконец задав тот самый вопрос, которого я ждала:
— Так зачем ты хотела меня видеть?
Да, рано или поздно это должно было случиться.
— Я спрашиваю, — сухо добавил он, — потому что в последнее время ты бегала от меня, как от чумы.
— Ты заметил, — промямлила я, пряча лицо в бокале.
— Трудно было бы не заметить. Я уже подумывал, не сменить ли одеколон.
— Ты хорошо пахнешь. — Я солгала, пах он просто замечательно. Он посмотрел на меня сквозь длинные ресницы.
— Я уже решил, ты не очень вежливо даешь мне понять, что я тебе не интересен. Я и сам не раз это проделывал.
Он долил вина в мой бокал, взял из вазы на столе клубничину, дал откусить мне и сунул в рот остальное.
Это не был театральный жест, наоборот, непринужденная интимность этого движения заставила мое сердце забиться как сумасшедшее. Нет, Белл, только не это.
— Не интересен? — стараясь говорить естественно, спросила я.
— Аннабел! — Он закатил глаза. — Пожалуйста, давай перестанем играть в игры.
— Ладно, тогда скажи, кто была та блондинка. Он рассмеялся.
— Приманка.
— В каком смысле?
— В смысле приманка для Аннабел. Я хотел проверить, как ты отреагируешь.
— Это жестоко.
— Неэффективно.
— Я имею в виду, жестоко по отношению к ней.
— Вопреки распространенной легенде, далеко не каждая женщина считает меня совершенно неотразимым.
— Значит, она отличная актриса.
— Мне показалось или ты ревнуешь?
— Не льсти себе.
Он вдруг принял озабоченный вид.
— В этом все и дело — я просто обманываю себя или ты чувствуешь то же самое, что и я?
— Не знаю, — прошептала я, рассматривая свои колени.
— О… — расстроено сказал он.
— Я не знаю, — повторила я, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Не знаю, что чувствуешь ты…
— Как ты можешь говорить это? — Он недоверчиво рассмеялся. — Это же абсолютно очевидно. Все кругом знают, а ведь я ни слова им не говорил, но ты! Ты хочешь, чтобы я написал признание и подписался кровью!
Если Аманда все узнает, то кровь будет моя.
Пора сказать ему.
— Эдди, я должна сказать тебе кое-что…
Он покачал головой, наклонился и осторожно вытащил из моих волос сухой лист.
— Не нужно ничего говорить, — прошептал он и нежно поцеловал меня в губы.
Потом отстранился, посмотрел мне в глаза, наблюдая за реакцией, потом, убедившись, что меня не вырвет на ковер и я не тресну его чем-нибудь тяжелым, опять поцеловал меня — на этот раз поцелуй был долгим.
В прошлый раз. когда мы занимались этим, я была пьяна и мне было хорошо. Теперь я опять почувствовала себя пьяной, но только от страсти. Смущало меня только одно: он не знал правды, следовательно, не знал меня.
Это нечестно.
С другой стороны. Аманда так часто повторяла. что на войне и в любви все средства хороши… Тогда зачем волноваться о том, что он не знает обо мне всего? Я тоже многого о нем не знаю. Например. что он любит на завтрак, с какой стороны кровати спит, хотя мне кажется, что все это я скоро выясню…
Я знала, что не должна ложиться с Эдди в кровать — и валяться на диване тоже, — но я это сделаю. Я это знаю. Он это знает. И знаете что? Мне плевать. Плевать на мораль, на Аманду, на последствия, на все — меня волновало только то, что я никогда в жизни ни о чем не мечтала так страстно.
Еще я знала, что в самом ближайшем будущем мне будет уже не так на все наплевать. Раскаяние наверняка не заставит себя ждать. Но тогда я могла думать только о вкусе его губ на моих губах, и, черт подери, если все это так нехорошо, почему мне кажется, что это единственный правильный поступок, который я совершила за всю свою жизнь?