Приматы
Шрифт:
Но, конечно, Линней не мог преодолеть неведения, присущего его времени. Род человека включал у Линнея два вида: Homo sapiens и, представьте, Homo troglodytes, т. е. орангутана Бонтиуса (в 10-м издании — Homo nocturnus, Homo sylvestris, orangoutang). Линней, вероятно, не был знаком с работой Тайсона, а шимпанзе Тульпа назвал Simia satyrus. Великий систематик был в сильном затруднении при установлении отличий «человека разумного» [16] от орангутана. Некоторые виды обезьян у Линнея и сегодня невозможно идентифицировать (например, непонятного Simia apedia). Несмотря на это, вклад Линнея в классификацию приматов неоценим.
16
По
В сентябре 1760 г. ученик Линнея из Петербурга Гоппиус, упоминавшийся выше, защитил по обезьянам диссертацию. В том же году она по традиции была опубликована на латинском языке, а через 17 лет — на русском. Поскольку до 1777 г. нет трудов по обезьянам на русском языке, то получается, что книга Гоппиуса — первая. Интересно, что эта первая работа по приматам была опубликована фактически анонимно. Автор рецензии на нее, напечатанной в следующем году в «Санктпетербургском вестнике», скрылся под псевдонимом «Б». В книге дается сводка известных ранее знаний о приматах (включая труды Геснера и Алдрованди), правда, более критичная и творческая, но, разумеется с присущей тому времени скудостью и путаницей сведений.
Род обезьян в книге разделен на три класса: долгохвостых, короткохвостых и бесхвостых, которые «собственно называются обезьяны». После доброй порции мифических сведений дается описание четырех видов человекообразных (Anthropomorpha): пигмей (невозможно идентифицировать — может быть, орангутан?), сатир (это шимпанзе, правда, несколько очеловеченный), луцифер (вымышленное существо), троглодит (вероятно, орангутан Бонтиуса). Этим непонятным (вероятно, и самому автору) названиям соответствуют фантастические изображения, помещенные в диссертации Гоппиуса. Таков был уровень знания о высших приматах во второй половине XVIII в.
В работе сообщается о многочисленных признаках сходства человекообразных обезьян с человеком (даже более многочисленных, чем на деле) и на странице 44 говорится «И как никто без увеселения и удивления особливого взирать не может различный род жизни обезьян, подлинно забавный и любопытства достойный, то необходимо, что и о сих упомянутых нами сходствующих весьма с родом человеческим, без изумления ни один испытатель естества разсуждать не может» [17] .
17
Гоппиус Х. Э. Карла Линнеа разсуждения — первое: об употреблении коффев, второе: о человекообразных. СПб., 1777
Завершаются эти «разсуждения» эмоциональной фразой Энния (III в. н. э.), которую, как утверждают, впервые произнес Цицерон: Quam similis, turpissima bestia, nobis! («О, сколь схожа на нас зверь гнусный обезьяна!»)
Рецензент, одобряя замысел издать две речи, «говоренные под руководством Линпеа», и критикуя перевод с латинского, заметил, что сочинитель «кажется, имеет в предмете унизить несколько гордость высокомерных людей».
В последней четверти XVIII в. в России появилось несколько переводных книг по приматам, из которых наиболее интересен учебник Н. Я. Озерецковского «Начальные основания естественной истории» (1796).
В классификации автор следует Линнею (но не в обособлении единого отряда), но все-таки исключает из группы обезьян и полуобезьян летучих мышей. Другие «естественные истории» уступают по научному уровню работе Озерецковского.
В это время объем литературы, в том числе научной, по приматам начал значительно расти. Этому способствовали общезоологические описания Блюменбаха (1775), Эркслебена (1777), Пеннанта (1781) и др. Появляются научные исследования отдельных форм и даже групп обезьян. Таким образом, благодаря систематике Линнея и накапливаемым фактам вполне намечалась тенденция прогрессивного развития приматологии, которая могла бы, подобно некоторым другим ответвлениям зоологии, с приобретением новых знаний оформиться в следующем столетии в науку. Но этого не произошло.
Выдающийся французский естествоиспытатель Жорж Бюффон в гигантском, 44-томном, труде «Естественная история…» немало страниц посвятил обезьянам (XIV т., 1766, часть XV т. и Дополнение VII, 1789) [18] . Великий натуралист с недоверием относился к систематике. Недостаток этот был связан, как ни странно, с прогрессивными тенденциями в творчестве Бюффона: отвергая закоснелость законченных форм (о чем твердили креационисты), выискивая «промежуточные формы» (сегодня мы сказали бы «филогенетические связи»), автор стремился обосновать идею развития организмов (трансформизм), что впоследствии высоко ценил в трудах Бюффона Дарвин.
18
IV–XV тт. «Естественной истории…», написаны Бюффоном при участии врача Л. Добантона.
Бюффон кратко дал фактически первое научное описание гиббона, поместил его изображение и правильно его назвал. Вслед за Бонтиусом он к месту употребил термин «орангутан» для крупного азиатского антропоида. (Немалая заслуга, если учесть, что еще много десятков лет спустя этот термин будет употребляться неверно!) Описанный Бюффоном «жокко» (от упоминавшегося выше «энжеко») — настоящий шимпанзе, вполне сносно изображенный художником Жаком де Сева. Очень вероятно, что авторы видели привезенного в 1738 г. в Париж шимпанзе. По мнению видного современного приматолога-анатома Османа Хилла, Бюффон, имея с 1741 г. типовой образец «жокко», произвел самое авторитетное после Тайсона описание шимпанзе. Но Бюффон смешивал орангутана с «понго» (гориллой?), которых сам никогда не видел.
После всех добрых слов, сказанных по адресу великого французского натуралиста, мы должны обратиться к одному из самых важных и самых удивительных событий в истории изучения приматов, анализ которого никто из приматологов не делал и начало которому невольно положил Бюффон.
Уже говорилось, что проблема сходства человека с обезьянами не давала покоя многим мыслящим людям XVIII в. Ее рассматривали и решали позитивно не только философы (Дидро, Деламетри), видные ученые других специальностей, но и авторитетные анатомы (Викда Азир, Гердер). Некоторые открыто говорили и о родстве, и об общем происхождении человека и антропоидов. Жорж Бюффон не мог остаться в стороне от этой проблемы и внес в ее решение весьма противоречивый вклад.
Еще в 1748 г. он заявил, что «орангутан», или понго, — только животное, но животное такое необычное, что человек не может не заметить в нем сходства с собой и при тщательном изучении не убедиться в том, что его собственное тело «не является главной частью его природы».
После этой даты в жизни Бюффона были важные происшествия. В 1751 г. теологи Сорбонны обвинили его (тогда директора королевского Ботанического сада — немалый пост), за несоответствие его писаний положениям Библии. Бюффон дал подписку, в которой отрекался от всего, что пе соответствует в его трудах библейским канонам. И после такой запоминающейся акции Бюффон в 1766 г. все же написал статью «Номенклатура обезьян» (для XIV т. «Естественной истории…»), которая полна замечаний в духе приведенного выше высказывания.