Принц для Сумасшедшей принцессы
Шрифт:
– А-а-а! – Барон с диким воплем отчаяния безудержно ломанулся по проходу, совершенно не разбирая, куда бежит. Вслед ему летел заливистый смех друзей.
– Да пошутил я, пошутил, – запоздало сознался полуэльф. – Зато Генриху немножко нервы пощекотали!
Де Грей обиженно молчал, украдкой отряхивая испачканный землей и паутиной камзол. По его мнению, Ланс всегда отличался жутко извращенным чувством юмора.
– Ладно, – рассудительно произнес некромант, – уж если мы забрались в это гиблое место, которое, признаюсь честно, мне совсем не нравится, то предлагаю не толочься в узком проходе, а пойти вперед и отыскать подходящий для ночлега уголок. – Он щелкнул пальцами, высекая искру и зажигая факел, отвоеванный орком у стены. Выстроившись вереницей и дыша почти в затылок друг другу, друзья последовали за Огвуром, невозмутимо
Доставшийся им курган, столь легкомысленно выбранный Лансом для экстремальной ночевки, безусловно, насчитывал не одну сотню лет, став последним приютом для целой династии или правящего рода. Коридор, уводящий друзей вперед, начал заметно опускаться вниз, уходя намного ниже поверхности земли. Невзирая на это, воздух в подземелье продолжал оставаться теплым и чистым, видимо каким-то хитроумным образом обновляясь через выходящие наружу отдушины. Запаха разложения не чувствовалось совсем, что казалось по меньшей мере странным. Стены прохода, выложенные ровными каменными плитками, правда местами отвалившимися и затянутыми плесенью, не производили впечатления неухоженных. Бесспорно, за состоянием кургана следили, поддерживая его в чистоте и относительном порядке.
– Не нравится мне все это, – признался Марвин, прищуривая глаза и рассматривая витиеватый орнамент, сплошь покрывающий стены коридора. – Судя по всему, в этих местах обитает неведомая нам сила – могучая, темная и очень древняя. В подобных курганах часто проводят ритуальные обряды, и мне не хотелось бы столкнуться со жрецами, поклоняющимися местным богам…
– А как же Аола, Смерть и их братья? – искренне изумился Генрих. – Дарующая жизнь – официальная покровительница Силя. Мы воздвигли для нее роскошный храм…
– Есть многое на свете, друг мой Генрих, что и не снилось нашим мудрецам! – передернул плечами некромант. – Увы, Дикие земли живут по своим законам и совсем не почитают наших творцов и богов. Здесь до сих пор в ходу человеческие жертвоприношения, призванные обеспечить местному народу милость великого черного короля Брана – бога войны…
– Кто бранится? – Ланс, как всегда, что-то услышал, но ничегошеньки не понял.
– Ты не так уж и неправ, – довольно кивнул некромант. – Старинное слово «браниться» обозначает не ругань, а «рубиться на мечах» – отсюда же произошло понятие «бранное поле»…
– Целое поле для ругани? – не поверил засыпающий на ходу полукровка, сладко зевая. – Да ну?
Марвин махнул на него рукой – дескать, чего с красавца взять?
– Говорите-говорите, я всегда зеваю, когда мне интересно! – поддразнил полуэльфа Генрих, торопясь рассчитаться за «мохнатенькое существо» у себя на спине. К счастью, этих ехидных слов не расслышал орк, монотонно вышагивающий чуть впереди всех.
Коридор оборвался внезапно, закончившись высокой полукруглой аркой, вырубленной из светлого камня и отсвечивающей потусторонним, переливчато мерцающим светом. За аркой начинался огромный зал, скупо подсвеченный квадратными фонарями из дымчатого стекла, за гранями которых ровно билось густое, багровое, будто кровь, пламя. В центре зала возвышалась исполинская медная статуя, изображающая зрелого мужчину, вооруженного двумя мечами. Обнаженный воин стоял в готовой к нападению позе, чуть согнув напружиненные ноги и приподняв обоюдоострые клинки. Из одежды на нем имелись лишь кованые щитки, прикрывающие ноги до колен и руки от запястий до локтей. Мощный торс обхватывал воинский пояс доблести, с привешенными к нему отрубленными человеческими головами. Головы оказались настоящими, свежими, еще практически не затронутыми разложением.
Генрих восхищенно обошел вокруг варварски прекрасной статуи, всеми фибрами тела ощущая исходящую от нее энергетику – дикую, буйную и первозданную. Он разглядывал схематично обозначенные черты мужского лика, почти неразличимые, но вместе с тем таящие какую-то страшную притягательность. Высокие скулы, узкие глаза, хищно оскаленные зубы… Все это внушало отвращение, но с другой стороны – влекло и очаровывало. Не сдержавшись, барон протянул руку и кончиками пальцев коснулся бедра статуи, заляпанной потеками какой-то темной маслянистой жидкости. Ему показалось – прикосновение длилось одно мгновение, но в ушах у него вдруг зашумело, причем гул накатывал волнами, неся с собой предсмертное ржание поднятых на копья коней, лязг сшибающихся в сече клинков и гортанные вскрики погибающих в бою воинов… Генрих мучительно застонал и непроизвольно схватился за рукоять рапиры, порываясь окунуться в затягивающий водоворот схватки…
– Вот так это и происходит. – Марвин ухватил друга за рукав и сильно дернул на себя, оттаскивая от статуи. – Воины проходят посвящение и становятся одержимыми жаждой истребления берсерками! [40]
– Что это со мной? – жалобно спросил Генрих, мотая головой и старясь избавиться от наваждения. – Или кто?
– Бран! – коротко пояснил некромант, неприязненно косясь на статую свирепого божества. – Его омывают кровью убитых врагов, ему приносят в жертву девственниц, испрашивая победы в бою. Мне доводилось читать о страшных мистериях, совершаемых в его честь. Судя по описанию, такого оголтелого распутства даже в самых распущенных борделях не увидишь… Ведь кроме воинских побед Бран дарует своим адептам и вторую ипостась мужской силы… – Он брезгливо указал на огромный детородный орган бога, вздыбленный наподобие копья. Губы мага гадливо искривились. – Фу-у-у, ну и мерзость!
40
Б е р с е р к и – воины, в бою теряющие ощущение реальности, отличающиеся силой и нечувствительностью к боли.
Но Генрих не чувствовал ни капли отвращения, продолжая взирать на статую Брана возбужденно расширенными глазами. Его душа, его мужское естество пели, будто натянутая струна, безошибочно подсказывая: эта религия создавала настоящих мужчин, настоящих воинов. А если ради этого они приносили в жертву женщин и побежденных противников – так что ж, такова жизнь, ведь в ней выживает сильнейший!
Пол возле статуи покрывала разнообразная золотая утварь, украшения и бесценное оружие, неряшливо наваленные как попало и накапливающиеся тут годами, слой за слоем. То была воинская добыча, принесенная в подарок богу.
Перед статуей Брана находился жертвенный треножник, на котором шатко умостилась широкая золотая чаша, до краев наполненная темной жидкостью, издающей резкий медяный запах. Марвин наклонился, принюхался и с проклятием пнул сосуд, опрокидывая его набок. Кровь, а это оказалась именно кровь, растеклась неровным пятном, омочив ноги жестокого бога. Генрих вскрикнул, опасаясь за друга.
– Ты совершил святотатство! Не боишься, что Бран разгневается?
– Тупой идол, – злобно прошипел некромант, плюя прямо на фаллос бога. – Кровопийца! Я чувствую – тут, прямо перед ним, несколько дней назад изнасиловали и зарезали молодую невинную девушку, причем ее смерть стала долгой и мучительной…
Генриха передернуло от стыда. Ведь еще пару минут назад он и сам собирался вступить в ряды бога-людоеда…
– Сюда! – Громкий крик Ланса отвлек друзей от поруганного жертвенника.
Они торопливо побежали на зов, переместившись в самый отдаленный край обширного зала. Здесь уже не нашлось места для золотых украшений и прочего захваченного в набегах скарба, потому что все свободное пространство пола занимали шеренги теряющихся в полумраке каменных саркофагов, установленных ровными рядами. И если ближайшие гробы выглядели вполне новыми, то от дальних так и веяло старостью, едва прикрытой ветхими лохмотьями, оставшимися от некогда богатых погребальных покровов. Количество гробов не поддавалось исчислению, поражая воображение и вызывая животный ужас, липко обволакивающий душу и призывающий немедленно спасаться из этого проклятого места.