Принц Модильяни
Шрифт:
Чекко берет молоток и начинает стучать по камню.
– Послушай.
Мрамор при простукивании издает резкий звук. Чекко смотрит на меня и улыбается.
– Хороший камень… Слышишь, какой звонкий звук? Когда звук глухой, это значит, что внутри есть пустоты, – такой камень не имеет ценности. Теперь тебе нужно начать отесывать. Убирай все, что тебе не нужно, начинай придавать грубую форму. Я бы на твоем месте взял глыбу поменьше, но теперь уже работай с этой.
После этих слов Чекко удаляется, и я внезапно ощущаю
Вот уже четыре часа я стучу по мрамору. У меня болят руки, боль проходит от пальцев, поднимается к запястьям и затем к предплечьям.
Чекко мне объяснил, что удары должны быть решительными и сильными, особенно на этой стадии работы.
Когда я бью под прямым углом, то меньше чувствую боль, когда же наклоняю резец под сорок пять градусов, я должен быть внимательным, чтобы он не соскользнул с поверхности, и приходится сильнее сжимать пальцы. Четыре раза острие отскакивало, и я попадал молотком по запястью. Боль – просто нестерпимая…
Я обессилел, но не могу этого показать. К счастью, солнце уже заходит и скоро рабочие часы закончатся; я не знаю, сколько еще смогу продержаться. Я весь вспотел, лоб немного порезан отскочившим осколком мрамора. Кровь вперемешку с потом стекает мне на виски.
Чекко подходит ко мне и смеется.
– Ты что, был на войне?
– Это тяжело.
– Я тебя предупреждал. Могу поспорить, что ты не чувствуешь рук.
– Нет, к сожалению, чувствую.
– Однако у тебя хорошо получается. Медленно, но хорошо. Та часть, где будет шея, мне кажется длинноватой.
– Слишком?
– Неважно, продолжай. Через час будем ужинать. Сегодня ночью ты будешь спать как младенец.
После ужина Чекко подходит ко мне с листом бумаги и углем.
– Нарисуй мне то, что собираешься сделать.
Я пытаюсь пошевелить изрезанными руками, источающими боль. Беру уголь и начинаю рисовать голову, которую я задумал.
– Ты хорошо рисуешь, молодец.
– Спасибо.
– У тебя ясные идеи, и ты почти не прерываешь линию. Шея мне кажется длинноватой, но я тебе это уже говорил.
– Как я могу это исправить?
– Ты уже ничего не можешь исправить.
– И что теперь? Все выкидывать?
– Нет, ты упражняешься, ты же не в Уффици эту статую будешь выставлять. Продолжай, и посмотрим, что получится.
В этот самый момент у меня в груди как будто что-то взорвалось; я начинаю неистово кашлять. Чекко обеспокоен:
– Что случилось?
У меня нет сил ответить, я кашляю не переставая.
– Тебе плохо? Хочешь воды?
Я киваю. Чекко поднимается и идет за кувшином с водой и стаканом.
Такого уже давно не случалось. Я напуган и в ужасе думаю, что болезнь вернулась.
Чекко наливает мне воды, я пытаюсь пить небольшими глотками. Я пью и кашляю; ситуация
– Это часто случается?
Я мотаю головой.
– Ты надевал маску?
Я киваю и продолжаю кашлять.
– Ты не привык… Мрамор в этом плане ужасен. Проникает со всех сторон. Да что там, не только мрамор, другие камни тоже. Этого не видно, но, когда откалываешь кусок мрамора, высвобождаются многочисленные частицы пыли. У тебя есть проблемы с легкими?
Я отрицательно качаю головой, обманывая его.
– Ложись и отдыхай. Прости, что я тебе это говорю, но, судя по тому, как ты рисуешь, тебе следует создавать картины, а не скульптуры.
Кашель немного успокаивается, и я пытаюсь заговорить:
– Мне нравится ваять.
– Но если это в первый раз, откуда ты знаешь?
– Мне нравится, что есть материал, который можно потрогать, можно почувствовать объем.
– Тебе еще нужно понять, сможешь ли ты. Это вовсе не второстепенный факт. Посмотри, как ты выдохся после неполного дня работы.
– Мне просто нужно привыкнуть.
– Я не должен бы тебе это рассказывать, так как это идет вразрез с моей работой, но, откровенно говоря, люди чаще покупают картины, чем скульптуры. Картину вешают на стену, она занимает немного места. А вот для статуи не у всех есть пространство. Рынок картин более обширный. Я тебе скажу больше: я работаю для людей, которые располагают пространством, прежде всего внешним. Но я не думаю, что ты захочешь украшать своими работами сады богачей. Правильно?
– Я бы хотел делать что-то особенное.
– А что именно?
– Я пока не знаю.
– Тебе для начала нужно это понять.
Чекко улыбается; он относится ко мне очень дружелюбно.
– Знаешь, почему я занимаюсь этим ремеслом? Потому что меня учили этому с самого детства. У меня не было выбора. И летом, и зимой я ощущаю боль в руках, в костях, моя спина разбита, вечером, когда я ложусь спать, у меня все болит, наутро, когда я просыпаюсь, мне еще хуже. Про ноги я вообще молчу, они никуда не годятся. Я нанял помощников, потому что сам уже не справляюсь, – бывает, что даже молоток не могу взять в руки. Локти ужасно болят. Ты видел мои руки?
Чекко мне их показывает. Суставы больших пальцев – узловатые и распухшие, ногти все изрезаны и обломаны, кожа сухая и сморщенная, костяшки опухшие.
– Отвратительно, правда? Мраморная пыль разъедает руки. А удары молотком их добивают.
– А нельзя использовать перчатки?
– Это немногое меняет. Подумай хорошо. Никакое искусство не стоит здоровья. Ты мне не кажешься выносливым. И мне очень не нравится твой кашель.
Я улыбаюсь и делаю вид, что не понял.
– Если после первого дня работы ты так кашляешь, это означает, что мрамор – не для тебя. А теперь иди спать, завтра тебе снова напряженно работать.