Принц на белой «оке»
Шрифт:
А может, не узнал он ее, а всего лишь прошел мимо? Приостановился, посмотрел и пошел дальше? Ну да. Делать ему больше нечего: слоняться по Арбату в сумасшедший дождь и засматриваться на промокших прохожих! Нет. Он явно следил. Контролировал каждый ее шаг, каждое движение. Наверняка усмехался, глядя на ее жалкие попытки его разыскать. Что было бы, если бы он предостерег ее тогда на кладбище? Она ведь поехала туда одна, на свой страх и риск! Снова по спине прошел холодок. Возможно, он не причинил ей вреда только потому, что она занимается единоборствами. Да, пожалуй, это единственное логическое объяснение.
А
Интересный вопрос. Действительно, почему?
Подошла к окну и даже не заметила, что вдали уже заалела заря. Начинался новый день, а ей казалось, что тьма продолжается. Этот черный-пречерный взгляд сковывал по рукам и ногам и тянул в беспросветную темноту, обещая все круги ада…
Он просто усмехнулся и прошел мимо… Всем своим видом давая понять, что она лишь букашка. Что он может раздавить ее в любой момент, если захочет.
Как маму.
Злость растеклась по жилам обжигающей лавой, мгновенно затмив рассудок.
Арбат. Вот где надо его искать. Он вышел из тени, чтобы дать ей знать, где он находится. Тонко, однако. Чего же он хочет?
Вскоре она уже мчалась на самую главную улицу Москвы, надеясь в скором времени отыскать ответ.
Город не спал. Утренняя прохлада приятно освежала лицо, но солнце уже игриво плясало бликами по улицам. Маша попала в самый час пик, поэтому дорога заняла больше времени, чем она планировала. Пришлось потолкаться в метро. Жаль, что столичная суета не помогла отвлечься, мозг все время скребла мысль о монстре, который долгие годы следил за ней из-за угла. И теперь терпеливо ждал, когда она попадет в его ловушку. Хоть понимала это, а все равно не могла остаться равнодушной. Где-то глубоко внутри еще жила маленькая зареванная девочка, которая отчаянно звала умершую маму, которая чуть не угодила в лапы чудовища.
Скрипнула зубами, когда перед глазами пронеслись воспоминания. Конечно, она помнила совсем немного, скорее, это были ощущения — вот сейчас они и прошли по плечам холодной волной.
Вышла на Арбат, а сердце замерло. Начала с опаской смотреть по сторонам: в каждом прохожем мерещились черные глаза-ямы и гадкая ухмылка. Он? Нет, не он. И это тоже не он… Только сейчас поняла глупость своей затеи. Ну и как она собирается искать Георгия Ярославовича? Ну прошел он здесь вчера и что теперь? Снова эмоции сыграли против нее. И с чего вообще взяла, что папаша — как же противно осознавать, что она его дочь! — бросил ей вызов? Он мог вообще ее не узнать! Кажется, пора бы уже понять: у нее слишком живое воображение.
Стоп. Вот же это самое место, где они пересеклись. Да-да, он стоял здесь, а она — вот здесь, на два шага назад. Сердце на мгновение замерло, а потом застучало с удвоенной силой. Стала лихорадочно думать. Откуда он шел? С той стороны. А дальше? Маша зажмурилась, пытаясь выхватить из памяти хоть что-нибудь, что помогло бы сориентироваться, понять, куда идти дальше. Она не видела его, когда шла вперед, значит, он повернул. Скорее всего, откуда-то справа… Маша подняла голову и вздрогнула, увидев вывеску «Музей телесных наказаний». Пытки? Очень подходящее занятие для любителя ломать чужие жизни. И очень вероятно, что он выходил именно из музея.
Маша
Внутри было жутковато. Полумрак делал атмосферу угнетающей, а подсветка с красными отблесками только усиливала это ощущение. Экспонаты казались страшными и весомыми. Маша никогда не думала, что будет замирать при виде подобных инструментов. Хотя, скорее всего, она просто нервничала, поэтому и не находила покоя. Не экскурсия ее интересовала, а то, где искать монстра-отца. Даже спросила у сотрудников музея, не работает ли у них человек с такой внешностью. Они развели руками.
— Неужели опять ошиблась? — прошептала она, не зная, радоваться этому или нет. С одной стороны, было обидно, что упустила Георгия Ярославовича. А с другой понимала, что встреча с ним может быть опасна, лучше держаться от него подальше, забыть о его существовании раз и навсегда.
Вошла в павильон палачей и взглянула на портреты мучителей, вошедших в историю. Смотрела и не видела, потому что перед глазами стояло лишь одно лицо… Она бы нарисовала каждую его черточку собственноручно и повесила портрет на самое видное место. Несомненно, он бы переплюнул всех этих душегубов вместе взятых! Вспомнила записи матери в дневнике и стиснула зубы. Он мучил ее всю жизнь — изощренно, жестоко, с каким-то садистским удовольствием. Это не просто палач — это тот, кому нравится сам процесс мучений, каждая слеза, каждый стон его лишь подпитывают и наполняют энергией… Один его взгляд на портрете испугал бы присутствующих сильнее, чем все эти музейные экспонаты!
Экскурсия продолжалась, но Маша не слушала. Чувствовала себя неуютно в таком месте, а когда вспоминала ненавистное лицо, по телу пробегали колючие мурашки.
В конце концов, развернулась и пошла к выходу, плюнув на все. На ходу вставила наушники в уши и дрожащими пальцами нажала на «play». Нужно как-то прогнать это гнетущее чувство, избавиться от него как можно скорее, музыка должна помочь. Музыка умеет лечить души, каждый аккорд любимой песни — как бинт с целебной мазью, заворачивает раны и успокаивает боль…
Только вместо любимой композиции Маша вдруг услышала в наушниках голос… Замерла у двери, так и не успев выйти из музея. Голову будто тисками сжали, а в шею — невидимые когти вцепились и не отпускают.
— Куда же ты, Машенька? Опять убегаешь?
Мужской голос. Незнакомый. Но каждая интонация вспарывает сознание и действует так, словно на кожу бросили горящие угли.
— Ч-что? — прошептала она, осознав, что не может пошевелиться.
— Не убегай, милая. Я же так долго тебя ждал.
Каждое слово заставляло сердце стучать быстрее, легкие надрываться, а кровь бешено стучать в висках. В глазах потемнело, в последний момент Маша успела ухватиться за выступ в стене, и чудом удержала равновесие.
— Кто вы? — каким-то чужим и хриплым голосом спросила, а в ответ послышалось:
— Я тот, кого ты ненавидишь много лет. Твой живой кошмар. Тот, кто высосал душу из Насти и теперь жаждет то, что принадлежит ему по праву. Ты — моя, Маша. Ты принадлежишь мне — хочешь того или нет.