Принц Парк Авеню
Шрифт:
— Огромная толпа, а? — Грейс взглянула на меня, когда мы направились вглубь галереи. Я обнял ее за талию, чтобы она была поближе ко мне.
— Думаю, парень популярен, — ответил я.
— Да. Однако покупателей мало. Организатор не проконтролировал список гостей, но для нас это может быть и лучше. Значит на многих картинах не появятся красные постеры, что они проданы.
— Для продажи разве хорошо, когда мало людей?
— Да, если они, действительно, приходят, чтобы купить, а не воспользоваться бесплатным баром.
— Что ты думаешь? — Она развернулась на триста шестьдесят градусов и столкнулась со мной. — Что подсказывает тебе твое чутье.
Я
— Тебе они нравятся? — Мне не хотелось ей говорить, что они походили на случайно разодетого в новую одежду императора. Неужели, чтобы нарисовать нечто похожее, требуется много труда? Уверен, что я мог бы изобразить тоже самое если бы у меня оказался хост и краски под рукой, и думаю моя мазня не слишком бы отличалась от присутствующей.
— Давай посмотрим поближе, — предложила она вместо ответа. Мы направились к одной из маленьких картин, вокруг которой толпилось не так много народа. Она пристально разглядывала полотно, вытянув шею, затем отступала назад, поворачивая голову в одну, а потом в другую сторону. Может она представляет, как эта картина будет смотреться у меня на стене в квартире? Мне тоже, конечно, следовало смотреть на картину, но я не мог полностью сосредоточиться на ней, потому что не мог отвести глаз от Грейс, наблюдая за каждым ее движением, настолько изящным, настолько красивым, словно она позировала перед фотографом.
— Я ничего не чувствую, — сказала она, прижимая руку к животу. — Наверное, я должна что-то чувствовать, но почему-то ничего. А ты?
Что я должен был чувствовать?
— Я не думаю, что ты должна, — честно ответил я.
— Послушай, когда ты увидел Лотрека? Что ты почувствовал? — спросила она.
Я пытался вспомнить.
— Мне показалось, что его картина яркая и чистая… простая. Картина не пыталась передать какую-то помпезность, потому что в ней ее не было.
Она рассмеялась, и я прочистил горло, желая скрыть свое смущение.
— Нет, — сказала она, хватая меня за руку двумя руками. — На самом деле, очень хорошо. Я смеюсь, потому что ты говоришь именно то, чего нет в этих картинах. И я согласна с тобой. — Она сжала мою руку и блеск в ее глазах успокоил меня. — Но даже если нашим мнения не совпадут, ты можешь все равно любить то, что тебе нравится. Никогда не позволяй себя осуждать в этом. Выбирай то, что тебе ближе.
Я взял ее за руку, желая поближе держать рядом с собой.
— Но раз уж мы пришли сюда, давай посмотрим те, — предложила она, махнув в сторону толпы с другой стороны комнаты.
Мы пробирались к тем картинам.
Я уже начал подумывать, что было бы неплохо, если бы сегодня вечером у нас состоялось свидание.
— Официально этот художник довольно талантлив, — прошептала она. — Но я не уверена, что этого достаточно, если мы с тобой ничего не чувствуем.
— Он талантлив? — Честно говоря, я был в этом совсем не уверен, откуда она узнала, что он талантлив. Я все еще был вполне уверен, что смогу сам нарисовать такие же картины, причем всего за пару часов.
— Как он кладет цвет и использует иллюзию тени и света. Видишь вот здесь? — Она указала на верхний правый угол холста, на котором было несколько всплесков желтой краски. — Это многообещающе, своего рода дань уважения Ротко
Марк Ротко (настоящее имя — Маркус Роткович) родился в 1903 году в Двинске, в России (ныне Даугавпилс, Латвия). В 1913 году вместе с семьей переехал в США и впоследствии стал одним из признанных американских послевоенных художников. Он известен своими абстрактными медитативными картинами больших форматов, состоящими из прямоугольных цветовых полей. – прим. пер.)
Мне понравилось, что она не любит художников, в которых не хватает страсти. В ней было столько страсти, что картины и художники, которых она предлагала купить должны были, по крайней мере, ей соответствовать.
— Может нам стоит уйти? — спросил я, отчаянно желая выбраться от сюда, остаться с ней наедине.
— Прости, — вздрогнув произнесла она.
Я сжал ей руку.
— Нет причин извиняться. — Я стал пробираться на выход.
— Мне следовало сначала посмотреть все самой, прежде чем приводить тебя.
На сердце стало тяжело. Я все время забывал, что для нее это была работа. Мы вышли на свежий осенний воздух, но я не стал отпускать ее руку, пока мы шли к Седьмой Авеню. Своим прикосновением, я хотел дать ей понять, что мы были не просто клиент и арт-консультант.
— Я с удовольствием побывал здесь, — произнес я. Мне хотелось от нее услышать, что ей тоже понравилось вместе со мной посетить эту выставку. Неужели для нее это всего лишь работа?
— Мы пробыли там двадцать минут. Тебе, вероятно, пришлось пораньше уйти из офиса…
— Грейс, я с радостью приехал сюда. На самом деле, я тут подумал, может мне еще нужна какая-то мебель в квартиру. — Я обнаружил, что сегодня наслаждаюсь ее компанией. И картины для меня были не важны. И мне захотелось найти причину, чтобы опять увидеть ее в среду, чтобы дать ей понять, что речь между наши идет не только о работе.
— Мне кажется, что большинство магазинов уже закрыты, — произнесла она.
Я провел пальцем по ее руке.
— Не сегодня, но, если я скажу тебе, что ты можешь купить все, что захочешь ко мне домой… — Я выдержал паузу, собираясь с духом, чтобы совершить последний шаг с обрыва. — Не хочешь пойти со мной на свидание?
— Свидание? — спросила она. Всегда отвечает вопросом на вопрос.
— Да, — ответил я. — На свидание.
— Мне казалось, что после секса будет «ничего»? — произнесла она. Мне хотелось, чтобы она подняла этот вопрос. Хотелось, чтобы она почувствовала мою тягу к ней. Каждое движение, которое она совершала для меня было совершенно завораживающим, то, как она с такой страстью рассказывала об искусстве, настолько убедительно, что мне хотелось ее слушать весь день. Несмотря на то, что всю свою взрослую жизнь я избегал отношений, каким-то образом Грейс оказалась на моем радаре, и теперь я чувствовал, как будто находился на улице с односторонним движением и у меня не было выбора, кроме как идти вперед, дальше и дальше, проводив с ней все больше времени.