Принцесса Баальбека
Шрифт:
Кое-где еще бились отдельные группы, но сарацины падали под ударами ассасинов, увеличивая кольцо мертвых тел; в числе сражавшихся был и принц-воин Гассан. Глаза Розамунды не отрывались от него, она следила, как он один отбивался от целой толпы, и в уме нарисовалась другая картина: точно так ее отец, тоже один, боролся с эмиром и его солдатами, в это страшное мгновение она подумала о справедливости Божьей.
Что это? Нога принца скользнула по покрытой кровью палубе. Гассан упал и раньше, чем он успел снова подняться, на него набросили плащи; ожесточенные, но молчаливые даже перед лицом смерти люди, помнившие о приказании своего предводителя взять принца живым, быстро накрыли его множеством плащей. Они взяли его живым и нераненым: никто из ассасинов не ответил на его удар ударом, чтобы не нарушить приказания Сипана.
Розамунда видела все это и, помня, что великий ассасин приказал привести ее также нераненой, знала, что ей нечего бояться насилия со стороны жестоких убийц. Эта мысль и сознание, что Гассан остался жив, подбодрили ее.
– Кончено, – сказал высокий араб холодным голосом, – бросьте в море собак, которые осмелились ослушаться приказаний аль-Джебала.
Его воины повиновались, они подняли мертвых и умиравших сарацин и бросили их в воду, где те и потонули; и ни один из раненых воинов Гассана не попросил пощады. Потом ассасины поступили точно так же со своими мертвыми, раненых же переправили на берег. Наконец высокий араб подошел к каюте и сказал:
– Госпожа, идите, мы готовы в путь.
Розамунде пришлось повиноваться. Идя за ним, она вспомнила, как после борьбы и кровопролития ее привезли на эту галеру, Бог весть с какой целью, и думала, что теперь сходит с нее после борьбы и кровопролития и что ее снова повезут неизвестно куда.
– О! – вскрикнула она, указывая на тела, которые кидали в глубину моря. – Дурно кончили люди, укравшие меня, но дурно можете кончить и вы, слуги аль-Джебала.
Но высокий человек ничего не ответил. Он вел ее к лодке, а за ними шла плачущая Мария и принц Гассан.
Они вскоре были на берегу, здесь Марию оторвали от Розамунды, и дочь сэра Эндрю никогда не узнала, что случилось с этой женщиной и нашла ли она своего исчезнувшего мужа.
X. ГОРОД АЛЬ-ДЖЕБАЛА
– Довольно, довольно, – сказал Годвин, – когти животного только оцарапали меня, мне стыдно, что вы заставляете ваши волосы нести такую низкую службу. Дай мне глоток воды, Вульф.
Он обратился к брату, но, не говоря ни слова, Масуда, которая отирала его кровь своими волосами, подала ему воды из источника, подмешав туда вина. Годвин напился. Он поднялся и пошевелил руками и ногами.
– Да, – сказал он, – все сущие пустяки. Это было только потрясение, львица совсем не ранила меня.
– Зато ты ранил львицу, – сказал Вульф со смехом. – Клянусь святым Чедом, хороший удар, – и он указал на длинный меч, торчавший по рукоятку Б груди животного. – Клянусь, я сам не мог бы ударить лучше.
– Мне кажется, зверь сам нанес себе удар, – ответил Годвин. – Я только выставил вперед меч, когда львица, бросив Масуду, прыгнула на меня. Вытащи его, брат. Я еще слишком слаб…
Вульф оперся ногами в тело животного, стал дергать меч и, наконец освободив его, заметил:
– Ах, какой я эссекский кабан! Я спал и не проснулся, пока Масуда не схватила меня за волосы. Тогда я открыл глаза и увидел, что ты лежишь на земле, а желтый хищник сидит на тебе, словно наседка на яйцах. Я думал, что животное еще живо, и рассек его мечом, но если бы я проснулся совершенно, я вряд ли решился бы сделать это. Посмотри-ка, брат, – он толкнул голову львицы, и она так перевернулась, что Масуда и Годвин в первый раз заметили, что тело животного соединялось с шеей только узкой полоской шкуры.
– Хорошо, что ты не ударил немножко посильнее, – сказал Годвин, – не то я был бы разрублен надвое и утопал бы в собственной крови, а не в крови этого мертвого зверя, – и он с сожалением посмотрел на свой бурнус и тунику, покрытые запекшейся кровью.
– Да, – сказал Вульф, – я не подумал об этом. Но кто мог соображать в такую минуту?
– Госпожа Масуда, – спросил Годвин, – когда я в последний раз смотрел в вашу сторону, вы висели в челюстях львицы. Вы ранены?
– Нет, – ответила она, – я так же, как и вы, ношу кольчугу, и зубы львицы скользнули по ней, зверь держал только мой плащ. Сдерем шкуру животного и поднесем ее в подарок аль-Джебалу.
– Хорошо, – сказал Годвин, – а вам я дарю когти львицы для ожерелья.
– Верьте, я буду всегда носить их, – сказала Масуда и стала помогать Вульфу сдирать шкуру с животного.
Годвин сидел рядом, отдыхая. Покончив с этим делом, Вульф подошел было к маленькой пещере, но отскочил.
– Ах, – сказал он, – там еще несколько! Я видел их глаза и слышал, как они ворчат. Ну брат, дай мне горящую ветку, я покажу, что не ты один умеешь сражаться со львами.
– Бросьте, безумец; – сказала Масуда. – Там, конечно, ее львята, и если вы убьете их, ее товарищ погонится за нами; если же мы не тронем львят, он останется с ними, чтобы кормить их. Уедем отсюда.
Вульф и Масуда показали дрожавшим и фыркающим мулам львиную шкуру, желая дать им понять, что это не живое страшилище, потом упаковали ее на одного из животных и быстро поехали в долину, лежавшую милях в пяти от места приключения; там текла речка, но не было деревьев. Годвину нужен был отдых, подле источника они остановились, пробыли весь день и ночь; львы больше не показывались, хотя путники усердно подстерегали их. На следующее утро хорошо выспавшийся Годвин совершенно оправился, и все снова пустились по неровной местности к глубокому ущелью, по обеим сторонам которого поднимались высокие утесы.
– Это ворота аль-Джебала, – сказала Масуда, – и сегодня ночью нам придется переночевать близ этого горного прохода: через день мы будем в его городе.
Путники двинулись дальше и наконец увидели замок, большое строение с высокими стенами; они подъехали к нему перед закатом. Казалось, их ждали. Со всех сторон к ним сбежались люди, которые почтительно кланялись Масуде и с любопытством осматривали братьев, особенно узнав о приключении со львицей. Их провели не в замок, а на маленький двор, помещавшийся позади него, тут им доставили пищу и отвели место для ночлега.