Принцесса для сержанта
Шрифт:
— Ваше высочество, скажи-ка… ты ведь, — говорю, — рисовать любишь? Так?
По-моему, она смутилась. А может, и нет — мне как раз шальным ветерком дым в глаза кинуло, так что разглядеть сумел мало.
— Да. Очень. Но…
— Запрещают?
— Нет. Просто… всегда находятся более важные дела. Как сказано в одной древней и умной книге: «Властен король над жизнью всех подданных своих, трудом и праздным временем их. Однако ж и его жизнь с делами королевства сплетена неразрывно».
— А как же, — спрашиваю, — балы да охота?
— Балы… — тихо
Да уж, думаю, интересная мне принцесса в попутчицы досталась. Нестандартной выделки. Балы ей, значит, не по душе…
— А что, — спрашиваю, — вам, королям, непременно нужно именно балы устраивать? Я вот помню, когда по случаю переезда празднество было, так вполне себе народное гулянье.
Ляпнул и почти сразу язык прикусил, но поздно. Праздник-то в тот раз был, можно даже сказать, почти удался — да вот только по девчушке, что сейчас напротив меня, какая-то нехорошая личность из самострела пальнула.
И Дара об этом вспомнила.
— Того, кто стрелял в меня той ночью, — а личико у нее при этом серое, словно не у костра лежим, — так и не поймали, не нашли.
Насчет «так и не поймали» я не сильно удивился. Там ведь сразу после выстрела такое столпотворение началось — свою бы голову целой сберечь.
— Что, и следов никаких?
— Брошенный арбалет. Из башни, где его нашли, два выхода: на стену — но у той двери стояли двое стражников — и в подземелье.
Тут у меня в голове словно щелкнуло. В тамошнее подземелье мы как раз утром того самого дня за вином поход учинили. Мы — это я, Коля-Рязань, то есть командующий всея замковым ПВО Рязанцев Николай, Карален и ее двоюродная сестра магичка Второго Круга Посвящения Ринелика Пато, для друзей просто Елика. И в процессе похода приключилась с нами одна непонятность… о которой, как я сейчас запоздало соображаю, очень похоже, что никто доложить так и не удосужился. Ладно я — первый день в замке, плюс его сиятельство герцог комбриг Клименко как раз в тот день на меня снизошел, на манер божьего откровения, а остальные… хотя какие там остальные! Вино-то мы из особого секретного подвальчика изъяли, полный бочонок почти археологической ценности.
В общем, сделал я себе мысленную зарубку — по возвращении сходить и отрапортовать кому надо. Шутки-шутками, пьянки-пьянками, а…
— Сергей… ты о чем сейчас подумал?
— Да так, — говорю, — мысли всякие.
— У тебя лицо стало будто каменное. Словно… словно ты убивать кого-то собрался.
— Ну вот еще, —
— А… ты многих убил? Там, у себя.
Интересный вопросик.
— Не знаю, — честно сознаюсь, — не считал.
— А что ты почувствовал, когда убил первого… врага?
Вот ведь настырная.
— Да, в общем-то, ничего, — отвечаю. — Я ведь и не знаю точно, кто у меня первым был.
— Как это? — удивленно переспрашивает Дара.
— Да вот так, — говорю, — получилось. Первый бой — это ведь первый бой.
У нас в роте уже и раненые были, и убитые — от авиации. Еще на марше «мессеры» два раза колонну атаковали.
Потом, когда окопы вырыли, мимо нас полдня отступающие шли. А мы все смотрели и думали — это ж какая силища на нас прет.
Мы тогда сильно танков боялись. Наслушались о них всяких ужасов. Да и к тому же перед войной о своих танках фильмов насмотрелись — броня крепка и танки наши быстры, так что всякие самураи от них наземь сыпятся, точно яблоки с хорошей ветки. И если теперь немцы так прут, значит, у них танки еще страшнее?
А у нас — ни артиллерии, ни даже «ПТР». Одни гранаты. Да разве можно гранатой немецкий танк остановить?
Танков в тот раз не было. А напоролась на нас, судя по всему, немецкая моторазведка — три мотоциклиста, два бронетранспортера и грузовик. И длился мой первый бой всего-то несколько минут — подбили мы им два мотоцикла из трех и один бронетранспортер. То есть бронетранспортер-то мы даже и не подбили — у него мотор заглох, а немцы с ним возиться не стали, бросили.
Ну а я, я — как все, стрелял и даже не в белый свет, а по серым фигуркам, и падали они, только разве разберешь — твоя это пуля была или чужая? Я так Дарсолане и сказал.
— А потом?
— А что потом? Потом уже не первый бой был.
Так, чтобы уж совсем уверенно сказать — мои, это разве что через неделю было, когда я у раненого пулеметчика «Дегтярев» забрал. Вот тогда уж точно эти серые фигурки от моих очередей наземь валились, только мне важней были не те пять-семь, которые, скошенные упали, а то, что остальная цепь тоже залегла, а значит, опять атака у фрицев захлебнулась. Пятая за день.
— Сергей, а в первом бою… что было самое главное?
— Главное?
Ну и вопросики у ее высочества…
— Главное — что врагов можно убивать.
Да. Пожалуй, именно так. Конечно, мы это и так знали, но… когда комроты вызвал добровольцев и я встал… и мы пошли, и увидели вблизи перевернутые мотоциклы… придавленный коляской труп пулеметчика… и другие трупы, в серых, мышастых мундирах, лежащие в такой же серой пыли… это было совсем другое.
А через полчаса начался минометный обстрел, и за несколько минут огневого налета рота потеряла восьмерых убитыми и ранеными. Затем немцы пошли в атаку.